Вывалились в бабушкином доме. Почему-то он мне первым пришёл на ум. Ансир не подавал признаков жизни. Припала к его губам, делясь силой своей души. Но она не текла в него. В груди всё болезненно сжалось.

— Живи, — шептала я, целуя его холодные, солёные от крови губы. — Умоляю! Ты мне нужен, Ансир! Живи! — меня начало трясти от рыданий. Волосы обвисли сосульками, перепачканные в его крови. Руки тряслись, в глазах всё плыло. — Живи! Я люблю тебя! Слышишь? Не умирай, прошу!

Демогон в это время молчал, стоя в сторонке со скорбным видом.

Я осыпала поцелуями всё лицо Ансира, размазывая его кровь и свои слёзы.

— Я люблю тебя… — прошептала, обессилив, и ещё раз припала к его губам.

Из груди мужчины раздался булькающий звук, а затем рваный вздох. — Люблю! Люблю! Ну, же! Давай, мой хороший!

Почувствовала, как сила души потекла в Ансира неконтролируемым потоком. Он вздрогнул, задышал более ровно, а я провалилась во тьму.

Хамелеон отреагировал на Леру так как и должен был — с нескрываемым восторгом он прикасался к ней, разрывая моё сердце. С трудом заставлял себя смотреть на происходящее, убеждая себя в том, что их поцелуй всего лишь очередная игра Леры. Чистая душа истинной пары для любого дракона, как наркотик, и Хамелеон вряд ли устоит перед её чарами.

«Лишь бы она не влюбилась в него! Молю богов, о которых когда-либо слышал, чтобы она не влюбилась в него!»

Совершенно забыл тот момент, что Лера может полюбить Хамелеона, подчинившись закону об истинности пар. Оставалась одна маленькая надежда на то, что на Земных ведьмах правила Ирагана не действовали. В меня же она не влюбилась и не превратилась в безвольное существо с преданным взглядом, как большинство женщин Ирагана при встрече со своим драконом.

Почему-то стало жаль Мурсулину. Она никогда не понимала, что означает жить со светом в сердце. И поэтому Хамелеон, очевидно, так и не полюбил её. Дракон, любящий невинные души на обед, побрезговал одной меркантильной душонкой. И теперь у драконицы намечалась перспектива умереть от рук своего любовника. И если она этого всё ещё не поняла, то я слишком хорошо думал о ней.

Пытки. Хамелеон был в них хорош. О его садистских методах ходили жуткие легенды.

Но со мной он вначале попробовал переселить душу своего друга в мою тушку.

— Человеческое тело так слабо, что с трудом выдерживает нагрузку души дракона, — с усмешкой пояснил он и пнул меня в живот. Боль прошила внутренности. И если бы магические путы не удерживали меня в этот момент на коленях перед ним, то я бы с удовольствием ответил ему тем же.

— Хочешь видеть мою рожу каждый день? — ядовито отшутился я. — Это любовь, детка!

За волосы рванули голову назад. Встретился со злым взглядом Хамелеона глаза в глаза и хищно улыбнулся. Что мне физическая боль, когда есть возможность поиздеваться над своим врагом.

— Мне показалось, что я тебе позвоночник ломал, а не мозги, — злобно прошипел он мне в лицо. Резко отстранился и врезал кулаком в челюсть, выбив пару зубов. Спокойно выплюнул их на пол вместе с кровью и поддел:

— Подозреваю, что дружбан твой и есть твоя самая истинная пара, — за что сразу же огрёб отличный пинок в печень. Кровь заполнила рот и, похоже часть печени пришлось выхаркнуть на пол, прямо на ботинки Хамелеона. Он выругался и шагнул назад от меня.

— У меня традиционная ориентация. На переселение твоей Любимки в меня не согласен, — продолжил глумиться тем временем я. За что тут же снова получил пинок под дых. Удары посыпались со всех сторон. Они оба не выдержали моих издевательств и с превеликим удовольствием начали избивать меня. Боль рвала внутренности, но после неудачного приземления в шаттле меня уже было ничем не напугать.

— Орат, хватит! — Хамелеон запыхался от усердия. — Мы его убьем, и ты останешься без тела.

Удары прекратились. Путы натянулись и меня рвануло вверх, выворачивая руки. Кровь потекла по лицу. Похоже однажды мне окончательно отобьют мозги. Чувство самосохранения уже отбили. Хотя если вспомнить, как он поцеловал Леру.

— А вы все втроем спите или Мурсулина просто на подхвате возле кровати стоит? — не удержался я от очередной колкой фразы.

— Давай убьем его! — рванул ко мне бывший участковый. Но Хамелеон перехватил руку, занесенную для удара.

— Тебе нужно тело дракона и Ансир подходит для переселения твоей души, — строго произнёс Хамелеон и отпустил Ората. Я подсобрался и издевательски выдал:

— Любовнички!

— Я его сын! — взбешенно проорал Орат. — Ты слизняк!

— Ого! — не смог сдержать удивление. — Мурсулина разродилась?

— Нет, он не её сын, — лицо Хамелеона искривилось в презрении. — Тебе ли не знать, что эта мелочная тварь так и не полюбила меня. А дети в истинных парах могут появляться только если женщина влюблена в своего дракона.

— У преступников есть бастарды. Не знал, — в моём голосе звучала ирония. Я неожиданно понял для себя: Хамелеон любит Мурсулину. Любит своей странной извращенной любовью и похоже никогда не отпустит её от себя. Будет играть, будет издеваться, будет вытирать ноги о её гордость снова и снова, но никогда не отпустит от себя. Он будет ждать веками, когда красивая жестокая драконица по-настоящему станет его женщиной. И только поэтому он позволил появиться внебрачному ребенку от простой человеческой женщины (уверен, что именно так и было). Нет ничего унизительней для драконицы, когда её дракон предпочитает другую.

— Мой сын родился от слабой человеческой женщины, — подтвердил он мои догадки. — При пересечении портала его тело расщепило, и мне пришлось засунуть его душу в первого встречного.

— Забавно, — оскалился в улыбке.

— Мне тоже не понравилось, что Аристарх был твоей копией, но выбора не было, — не менее неприятной улыбкой оскалился Хамелеон.

— Так значит зеленая шкурка в подполе участкового была не твоя, а сына, — констатировал факт я.

— Угадал, — и выражение его лица стало ещё более хищным. Похоже развлекательная программа закончилась, и мы плавно переходим к более глубокому сюжету.

Хамелеон подошел ко мне и положил ладонь на грудь.

— Твоя душа — моя душа, — произнес зловеще он и зрачки его глаз стали вертикальными.

— По городу охотился твой сын. Ты слишком горд, чтобы опуститься до простой охоты за смертными, — произнес я ещё одну догадку вслух, прежде чем мою душу рванули наружу.

Не так давно вспоминал о пытках и думал, что самое ужасное я уже испробовал на себе. Нет, я жестоко ошибался. Бессонница, раскалённое железо и дробленые кости — это всё баловство. Самая жуткая боль та, когда твою душу пытаются убить. Первый стон сам сорвался с моих губ и, если бы не было пут, моё тело безвольно упало бы на пол.