— Гевин, можно спросить тебя кое о чем?

— Обо всем, что угодно.

Я не могла спрашивать его обо всем, что угодно. Существовали обширные зоны, которые выходили за пределы моей компетенции. Я слышала свой голос, словно чужой, удивляясь, зачем рискую в столь благоприятный момент.

— В ту ночь, во время вечеринки, почему ты напал на меня в хлеву?

Гевин собирался откусить от яблока, но остановился и бросил на него взгляд. Затем потер им о бедро. Он посмотрел на меня, и я смогла увидеть страх, равно как и беспокойство, в его глазах.

— Кэт, я не могу объяснить это…

— Ты сожалеешь? Я знаю.

Он уперся взглядом в яблоко.

— Иногда, — сказал он, моргая, — в темноте случается, что я не представляю, где нахожусь. Тогда я был в таком состоянии. Действительно, был. Мой мозг не может отделить воспоминания от реальности. Это случается в темном замкнутом пространстве.

Палатка. Пикап. Он не ложился спать в них, предпочитая ночлег на открытом воздухе.

— Эмоции, которые я переживал в прошлом, остались со мной, и они не потеряли силу. Иногда это страх, парализующий страх. Это то, что я переживал, когда нас впервые захватили в плен. Но позднее я почувствовал гнев, в ту ночь в хлеву я был во гневе.

— Против них?

— Да, против них. Против себя. Против всей обстановки. Просто гнев. Я снова оказался там, в том месте. Когда ты вошла, то стала частью этой ситуации, за тем исключением, что какая-то часть меня узнала тебя и знала, что я хочу тебя. Вот почему… — Он остановился и покачал головой. — Это не оправдание. Прости, я не так выразился, но я действительно сожалею.

Я поднялась и села на камень рядом с ним. Взяла его руку, которая не держала яблоко.

— Понимаю.

Мы поцеловались долгим нежным поцелуем, который увлажнил мои губы.

— Эгги говорит, что у тебя посттравматическое расстройство. Она считает, что ты нуждаешься в лечении.

— Да, знаю. Возможно, она права. Обычно она права.

— И?..

— Она приводила врача, психиатра, на ту квартиру однажды. Я возненавидел его. Он показался таким самодовольным и ухоженным. Слишком велика была пропасть между его легкой жизнью и тем, где был я. Я не нашел с ним взаимопонимания.

— Может, ты не готов к этому?

— Может.

Он впился зубами в свое яблоко. Я видела, как он прожевывал и откусывал от яблока снова, покончив с ним в секунды.

— Когда почувствуешь себя готовым, поищи кого-нибудь для себя, с кем тебе удобно.

Он кивнул едва заметно, и я вдруг почувствовала себя весьма неловко в роли советчицы. Не хотела быть терпеливой и озабоченной подругой. Самопровозглашенным источником мудрости. Понятно, насколько его раздражала Эгги. Но ведь была еще Шейла.

— Шейла хочет очистить твою ауру, — сказала я, отстраняясь от собственной роли.

— В самом деле? — сухо произнес он. Он размахнулся и швырнул огрызок яблока далеко в поле. Падение огрызка напугало овцу, и мы вместе рассмеялись.

— Лично я предпочитаю твой метод лечения.

Он взглянул прямо на меня, и я улыбнулась.

— Что это за метод?

Гевин привлек меня, тесно прижал к груди и поднес губы к моему уху.

— Делать меня беззаботным, — сказал он, дыша на мою кожу теплой влагой.

Браун-Уилли, примерно в пяти милях от Камелфорда, является высочайшей точкой Бодминской пустоши и всего Корнуолла. Мы взобрались на гору после ланча и стояли на ее вершине, осматривая вересковые поля, которые расстилались вокруг под голубым небом. В течение двадцати минут мы стояли, держась за руки и не произнося ни слова.

Затем мы спустились в таверну «Ямайка», знаменитый паб контрабандистов. Мы остановились в нем и жадно поглощали пищу, проголодавшись после пребывания на свежем воздухе и продолжительной ходьбы. Закончив трапезу, мы заглянули в бар попить пиво. Я смотрела, как Гевин покупает напитки, и думала, как много изменилось с тех майских дней, когда я, разгоряченная ходьбой, вошла в паб и обнаружила его там в мрачном состоянии. С тех пор он проделал долгий путь. Теперь он был чистым и выбритым. Хотя он по-прежнему много выпивал, но больше не производил впечатления человека, в жилах которого течет только виски. Он шутил с хозяином паба, и они оба смеялись. Он больше не выглядел человеком, страдавшим от душевного расстройства, но был здоровым и крепким. Возможно, Эгги была права: он, видимо, на самом деле нуждался в помощи специалиста для того, чтобы совладать со своей памятью. Но мне казалось, что права и я. Разум, как и тело, инстинктивно распознает, что ему нужно, и, если ему не мешать, он сам вылечит.

Вечером в безлунной темноте он, должно быть, боялся столкнуться со своими фобиями и попросил меня пойти вместе с ним. Когда он присел с банкой пива рядом со мной, я прислонилась к нему и куснула его за ухо. Его кожа пахла одновременно свежим воздухом и сигаретами.

По ту сторону дороги А30, где вересковые поля простираются на юг, расположено озерцо Дозмэри. Легенда утверждает, что это то самое озеро, где король Артур вытащил из камня волшебный меч Эскалибур. Когда мы шагали по дорожке, которая вьется вдоль озера, садилось солнце и отражалось в воде золотистыми полосками. Нам попалось несколько других путников, возвращавшихся к своим машинам. Однако, когда потемнело, мы сошли с дорожки и отправились в поле, где уже не было никого.

Место, где мы сделали привал, представляло собой склон скалистого холма. Этот холм закрывал нам вид и заглушал шум от движения транспорта на главной дороге, расположенной всего лишь в паре миль. Мы могли видеть озеро. Когда солнце скрылось за горизонтом и его свечение на небе стало блекнуть, озеро поменяло свой цвет с золотого на розово-серебристый, затем на иссиня-черный. Когда, наконец, нас накрыла своим пологом тьма, озеро совсем скрылось из вида, но я чувствовала его присутствие.

Темнота меня поразила. Луна исчезает подобным образом каждые двадцать восемь дней, и мне казалось, что отсутствие ее света меня не тревожит. Мои глаза действительно привыкли к темноте, но даже при этом, в условиях открытого и незнакомого ландшафта, я не представляла себе реально, чем могли быть темные формы вокруг меня. Мы с Гевином сидели рядом на скале, соприкасаясь бедрами, и я радовалась его присутствию. Ночные шорохи насторожили бы меня, если бы я была одна. Мы держались за руки, и каждый раз, когда что-нибудь визжало или шелестело, он сжимал мою руку, и я чувствовала, что он улыбается в темноте.

Точно не могу припомнить, о чем мы говорили той ночью. Знаю только, что речь не шла о том, почему мы там оказались. Или о недавнем прошлом. Думаю, мы говорили о детстве, школе, прочитанных книгах, любимой музыке. Знай себе болтали без всяких ухищрений.

Наконец, мне стало холодно, и я влезла в свой спальный мешок. Тепло клонило меня ко сну, и я удобно устроилась возле Гевина, головой к его ногам. В темноте я не могла его разглядеть, видела только неясную фигуру на том месте, где он сидел. Издалека услышала блеяние овцы и легкий всплеск на берегу озера. Слышала дыхание Гевина, равномерное и медленное, а также мимолетное уханье совы где-то наверху. Затем я уснула.