"Па-па-па" — новый "эрзац-отец", а по совместительству и любовник, — для самой Мэрилин нашелся еще на пробах. 32-летний Фред Карджер, как и Наташа Лайтес, был преподавателем. Талантливый композитор и аранжировщик, он учил актеров студии "Columbia" пению и отрабатывал с Монро и ее товарищами музыкальные номера.

Как ученица Мэрилин оказалась для Карджера твердым орешком. Она заикалась и запиналась, у нее, несмотря на Наташины уроки, сбивалось дыхание — и все это еще и потому, что Мэрилин чуть ли не с первого взгляда влюбилась во Фреда. Впервые влюбилась по-настоящему, как она говорила. Ей было почти 22. Обычно первая любовь настигает нас в более раннем возрасте; переболеть ей, будучи взрослым, — все равно что запоздало заразиться корью или ветрянкой…

О своих чувствах к Фреду, не называя его имени, Мэрилин Монро рассказала в "Моей истории".

Печальный опыт "девочки-жены" был не в счет. Теперь Мэрилин осознанно хотела семью и детей, хотела просыпаться с любимым каждое утро.

Фред, который после развода жил с шестилетним сыном и матерью, пока не стремился к женитьбе и вообще к сколь-нибудь прочным отношениям с женщинами. Он охотно пустил хорошенькую актрису в свою постель, но не в душу.

Чтобы покрепче привязать к себе Карджера, Мэрилин пробовала на нем свои излюбленные уловки. Нам, на расстоянии, они могут показаться скорее трогательными, чем возмутительными, но Фреда "штучки" любовницы выводили из себя. Так, когда в начале их романа Карджер вызвался подвезти ее домой после свидания, Мэрилин указала адрес приятельницы, ютившейся в грязной каморке в бедняцком квартале. Увидев изрисованную скабрезными надписями дверь подъезда, обшарпанную лестницу, Фред потрясенно ахнул и предложил Мэрилин пожить у него. За три недели к ней успели привязаться мать Карджера и особенно его маленький сын, а она полюбила их разве что не настолько сильно, как самого Фреда. Но эти сантименты не остановили Карджера, когда обман случайно вскрылся. Он был неумолим и без разговоров отвез рыдающую Мэрилин в "Studio Club", убедившись при этом, что гостиничный комплекс из нескольких симпатичных домиков в мавританском стиле ничем не походил на трущобы.

Вскоре, впрочем, Мэрилин сняла квартиру поближе к дому милого. А он заезжал к ней в основном по утрам перед работой, на полчаса-час по дороге на студию.

Любовными радостями и печалями Мэрилин делилась с Наташей Лайтес. Та выслушивала ее, тяжело вздыхая, — не только от ревности, но и от тревоги. По рассказам Мэрилин было совсем незаметно, что ее избранник пылает к ней столь же жаркими чувствами. Постепенно это стало доходить и до самой молодой женщины.

"В том безоблачном раю, в котором я постоянно пребывала, было лишь одно крохотное облачко; но вскоре оно стало постепенно расти. Поначалу ничего, кроме моей собственной любви, для меня не имело никакого значения! Через несколько месяцев, однако, я стала присматриваться к его любви. Я смотрела, слушала и смотрела, и никак не могла понять смысл того, что он говорил мне. Тем более понять, действительно ли он любит меня".

Мэрилин оказалась между Сциллой и Харибдой, между влюбленной в нее женщиной и мужчиной, в которого сама была влюблена без памяти, между "эрзац-матерью" и "эрзац-отцом". Оба были ей необходимы. Оба были ее учителями. Оба не уставали критиковать ее. Мало того, что ни с одним из них она не могла испытать полноты разделенной любви. Они еще и отнимали у нее и так шаткую уверенность в себе, вновь превращали в вечно ждущую одобрения маленькую Норму Джин. Ситуация, которая повторялась у Мэрилин Монро едва ли не с каждым близким ей человеком.

"Когда мы оставались вдвоем, он постоянно подшучивал и подсмеивался надо мной. Я знала, что нравлюсь ему, что он счастлив быть со мной. Но его любовь была совсем не такая, как моя. Что бы он ни говорил мне, в его словах всегда хватало критики и осуждения в мой адрес. Он говорил, что я недостаточно умна. Он вечно указывал мне на мою необразованность, на то, что я совсем не знаю жизни… Я никогда никому не жаловалась, но это сильно меня задевало".

Вероятно, Фред Карджер вовсе не считал, что унижает Мэрилин. Наверное, по его собственному мнению, он лишь пытался быть честным. И, когда она говорила ему, что никогда, ни к кому прежде не чувствовала ничего подобного, он отвечал: "Еще почувствуешь, и не раз. Не стоит принимать несколько мимолетных ощущений за что-то серьезное". И, когда она начинала всхлипывать, журил ее: "Ты плачешь без всякого повода. Это потому, что твой ум плохо развит. А если сравнить с твоей грудью, то он просто в эмбриональном состоянии. Твой ум спит, ты никогда не размышляешь о жизни. Ты просто плывешь по течению с помощью пары воображаемых подводных крыльев".

"Оставшись одна, я лежала без сна, перебирая в уме все, что он говорил. И я думала: "Он не любит меня, иначе он не видел бы так ясно все мои недостатки. Как он может любить меня, если я такая дурочка?"

Я не возражала быть дурочкой, только бы он любил меня. Когда мы были вместе, я чувствовала, что иду по дну какой-то канавы, а он — по тротуару. И я смотрела и смотрела вверх, надеясь поймать любовь в его взгляде".

"Мужская честность" Фреда простиралась так далеко, что он не стеснялся обсуждать с самой же Мэрилин, что будет, если он все-таки женится на ней и с ним "что-нибудь случится". Разве он вправе допустить, чтобы его сына воспитывала "такая" женщина?! "Такая" — означало легкомысленная, невежественная…

В сентябре истек срок контракта с "Columbia Pictures", и Мэрилин уволили, по ее словам — после отказа провести наедине с Гарри Коном уик-энд на его яхте.

Она не бедствовала — ей все еще материально помогали Кэрроллы. Люсиль даже оплачивала Наташины уроки.

Еще получая свои 125 долларов в неделю в студийной бухгалтерии, Мэрилин решилась приобрести в кредит "форд-кабриолет" и даже научилась его водить. В октябре 1948-го молодая женщина и ее автомобиль стали героями уличного происшествия. Торопясь по своим делам, Мэрилин наехала на неожиданно притормозившую машину, шедшую впереди. Никто не пострадал, но тот пятачок бульвара Сансет, где произошло столкновение, мигом запрудила толпа зевак. Всем хотелось посмотреть на Мэрилин, такую эффектную в белом платье (по обыкновению, на пару размеров меньше, чем нужно) с красным орнаментом и в красных туфлях на высоких шпильках. Энергично растолкав прохожих локтями, к красавице-растяпе пробился оказавшийся в тот момент поблизости Том Келли — молодой, но уже известный фоторепортер. Он спросил, не может ли быть чем-либо полезным, и дал Мэрилин пять долларов на такси и свою визитную карточку.

Этот эпизод повлек за собой другой, который, в свою очередь, стал причиной одного из самых крупных скандалов за всю карьеру Мэрилин Монро.

Связь Мэрилин Монро с Фредом Карджером тянулась до конца 1948 года. Он порывался ее бросить — но не мог, то ли из жалости, то ли потому что отношения с молодой женщиной были для него удобными, несмотря на ее "неуместные притязания" и слезы, и уже вошли в привычку. Она порывалась уйти — и возвращалась вновь и вновь, убедив себя, что, может быть, все-таки нужна Карджеру, что он любит ее, пускай и "по-своему".