Слава задумался: что делать, как быть? Это громадное тело под названием Шаргион потеряло свою сущность, уйдя куда-то в себя, замкнувшись в своей плоти, как в тюрьме. Что он мог сделать для того, чтобы его пробудить? Вероятно, только сходить в эту тюрьму и поговорить с ним. Вот только это легко сказать, а как добраться до сущности Шаргиона, если он не желает разговаривать? Ну что же, в жизни Славы было достаточно тех, кто не желал с ним разговаривать, а еще – пытался уничтожить всеми доступными методами. Если уж они подчинялись Славе, то, наверное, он сможет как-то совладать с родным кораблем… Только где у корабля позитронный или какой-то другой мозг, в который псионик мог бы погрузиться? Нет мозга… Хм… как нет мозга? А сам корабль? Он же живой, вот он и есть этот самый мозг! И какая разница, с кулак ли он размером или это десятикилометровая лепешка, ушедшая под озеро, – суть-то одна.

Фактически Шаргион – гигантский живой организм, гигантский летающий мозг. Зачем ему голова, отдельный мозг, когда он весь и есть мозг. Если часть его повреждается, другие части берут функции управления на себя, главное – чтобы сама сущность, сам Шаргион еще существовал в этом мозге-теле.

Слава вышел из своего организма, приросшего к кораблю, и информационным облаком поднялся вверх. Потом подлетел к стене корабля и растворился в ней, как призрак.

Он оказался там, где и хотел, – огромное пространство, заполненное светом. Сияет громадное солнце, испуская жесткие фиолетовые лучи и нагревая поверхность до кипения. Хорошо! Что может быть лучше жесткого солнечного излучения, сытного и вкусного, греющего кожу? Под этим солнцем так приятно дремать…

Слава не мог понять, то ли это он так сросся с кораблем, что начинает думать, как он, то ли слышит мысли Шаргиона, его мечты, его сны. Скорее всего, второе…

Сосредоточившись, Слава отправил свое «я» на поиск сущности корабля.

Мелькнуло пространство, и вот он видит стоящую посреди белой горячей металлической пустыни кроватку с ребенком. Ему года три, не больше. Улыбается во сне, розовый, румяный, славный такой…

Слава подошел к кроватке и присел рядом на образовавшийся по его желанию стул. Ребенок спал, и Славе так не захотелось его будить, что он с трудом пересилил себя и потеребил его за плечико. Мальчик нахмурился, простонал и открыл глаза, такие голубые и сияющие, как будто в них отразилось все небо.

– Посланник, уйди! Ты меня не любишь! Ты меня не жалеешь! Уходи! Ты сделал мне больно! – Мальчик сморщился и зажмурил глаза, снова погружаясь в сон.

Но Слава не отставал, он наклонился к Шаргиону, взял его на руки и стал покачивать, поглаживая по голове. Хмурые складки на лбу мальчика разгладились, и на его лице показалась улыбка. Он снова открыл глаза и, посерьезнев, обвиняющее сказал:

– Почему ты меня не жалел? Почему ты позволил им сделать мне больно? Я так любил тебя, так доверял тебе, а ты… как чужой!

– Прости меня, – сказал Слава, – я не хотел тебе причинить зла. Мы с тобой ближе, чем братья, и я чувствую твою боль. Как я могу загладить свою вину, скажи? Послушай, как я переживаю! – Слава прижал голову мальчика к груди. – Слышишь, как мне больно, больно потому, что ты не веришь мне, что ты мог подумать, будто я не люблю и не жалею тебя! Это неправда! Ты мне очень, очень дорог! Понимаешь, в жизни бывают такие ситуации, когда можно принять либо плохое решение, либо очень плохое решение. Я принял плохое, чтобы не стало очень плохо. От того, сумеем ли мы наказать наших врагов, зависели жизни миллиардов таких Посланников, как я, и таких Шаргионов, как ты. Я был обязан сделать этот шаг, и, если бы ты погиб, я бы погиб вместе с тобой. Как и моя жена, которая так же дорога мне, как и ты. Мы бы погибли вместе. Но мы же выжили! Я все-таки принял правильное решение. Ты сильно обижен на меня – что я должен сделать, чтобы ты меня простил? Скажи, Шаргион! Мне плохо без тебя, очень плохо. Я хочу, чтобы ты был со мной. Вернись, пожалуйста!

– Ты действительно любишь меня и переживаешь, что мне больно?

– Конечно. Войди в мое сознание, послушай – я готов сделать все на свете, чтобы ты простил меня и вернулся! Я не хочу, чтобы ты умирал. Твое тело разрушено, но я запустил процесс восстановления, соединившись с ним напрямую. Но нужен ты, потому что я не могу постоянно поддерживать такой контакт – я умру от голода и жажды. Только ты можешь наладить все как надо. Мы очень, очень тебя ждем! Вернись, пожалуйста!

– Хорошо, я вернусь! – Мальчик обнял Славу и прижался к нему головой. Потом поднял синие глаза и с улыбкой сказал: – Ну как я могу тебя оставить! Мой Посланник!

Пространство завертелось, закружилось, мелькнуло, и Слава снова оказался в своем теле. Его кто-то тряс за плечо, он с трудом повернул голову и увидел искаженное лицо Хагры. Она что-то говорила ему, освещаемая самодельным чадящим факелом, а Слава глупо улыбнулся растрескавшимися губами и сказал:

– Зачем тебе факел? Я сейчас включу свет! Да будет свет! – Рубка озарилась светом, слепящим после тьмы, захватившей помещения корабля после катастрофы. Плафоны наверху сияли, а под ногами мельтешили граны, суетливо подчищающие пыль и грязь. Лера бросила горящий факел на пол, они тут же подбежали и, разорвав на части, сожрали палку, засунув куда-то внутрь своих сферических тел.

– Ты знаешь, Лерочка, я ведь наш кораблик разбудил! Он не хотел вставать, спал, а я разбудил! Теперь он не спит, хороший такой парнишка, розовый, а глазки такие синие-синие… – Глаза Славы стали закрываться, и он обвис в кресле.

Лера приказала керкарам, стоявшим рядом, и они осторожно отделили Славу от кресла. Из него с чмоканием вылезали нити, которыми он был как будто пришит к креслу, оставляя в том месте, где они входили в тело, красные точки, сочащиеся кровью.

Слава весь, как дырявое корыто, сочился кровью и был худ, как скелет, обвитый жилами.

Керкары подняли его на руки и стремительно понеслись вперед по переходам и тоннелям. Лера посмотрела им вслед и подумала о том, что у этих многоножек великолепное чувство направления при ходьбе в любых, самых запутанных тоннелях. Теперь все будет нормально – они погрузят его в ихор, он там полежит немного, залечивая раны, и снова поднимется. Как уже бывало не раз…

Он дышал медленно-медленно, ихор проходил сквозь его легкие, отдавая кислород. Тело впитывало ихор, питалось им, пило его, залечивая раны.

Славе было хорошо, приятно, легко, он хотел поговорить с Лерой, плавающей в толще ихора рядом, и вдруг вспомнил: она же умерла! Нет, не совсем умерла, она в теле Хагры… Стоп! А как же он тут оказался? Почему он снова в ихоре?

Слава дернулся, пошевелил руками и ногами – все двигается, все нормально. Оперся на дно и встал, выставив голову из толщи ихора. Закашлялся, водопадом выпустил струю ихора из легких и, когда мозг очистился от одури сна, все вспомнил! Он разбудил Шаргиона!

Слава потянулся к кораблю и тут же получил ласковый отклик, будто ребенок обнял его рукой за шею и приложился теплой щекой. Слава чуть не расплакался от счастья, а Шаргион успокаивающие передал: