Такие же башмаки Дангуоле подарила Гертруде, видя, что у той туфли явно не годятся для ходьбы по лесу. Дангуоле убедила Гертруду снять свое немецкое одеяние и облачиться в более удобное прусское платье. Гертруда охотно переоделась, понимая, что ей самой так будет гораздо удобнее пробираться через чащу. В прусском плаще и платье, с прусской намиткой на голове Гертруда совершенно преобразилась.

Теперь они с Цильдой обрели еще большее сходство, словно две родные сестры.

Пересвет двинулся в путь в той одежде, в какой был. В доме Дангуоле ему просто было не во что переодеться. Женская одежда была ему не к лицу, а одеяние сыновей Дангуоле было Пересвету явно не по росту.

Неутомимая Цильда полдня вела по лесу Пересвета и Гертруду почти без передышек. Они шли то светлыми сосновыми борами, то через холмистое редколесье, то через мрачные еловые чащи… Наконец Цильда привела своих спутников в обширную болотистую низину, где стеной стояли высокие камыши и тростник, а на разбросанных среди вод и топей островках шелестели листвой причудливо изогнутые древние ивы, белые березы и стройные осины.

Отыскав в тайнике среди тростников небольшой выдолбленный из бука челнок, Цильда усадила в него Пересвета и Гертруду. Сама же взялась за короткое весло, пристроившись на корме. Судя по тому, с каким проворством Цильда управляется с веслом, направляя юркий челнок в узкие протоки между островами, было понятно, что она уже много раз проделывала этот водный путь. Пересвет сказал об этом Цильде.

— Да, я довольно частая гостья у старца Пелузе, — промолвила дочь Дангуоле. — Я тут каждую протоку знаю и челноком выучилась управлять давным-давно. Пелузе сторонится людей, но мне он доверяет, как и моей матери.

Вскоре взору Пересвета открылся огромный остров, на котором среди густых зеленых зарослей возвышались не то холмы, не то бревенчатые развалины. Пересвет смог различить остатки крепостных валов, покрытых травой и кустарником, за ними виднелись остовы деревянных домов и башен с провалившимися крышами.

— Это прусское городище Арискен, — сказала Цильда. — Вернее, то, что от него осталось. Это крестоносцы разрушили Арискен во времена Великого восстания пруссов. С той поры здесь никто не живет, кроме отшельника Пелузе.

Нос челнока ткнулся в низкий берег острова. Пересвет ступил на сушу и помог своим спутницам выбраться из лодки. От сиденья в тесном челноке у него затекли ноги. Пересвет принялся приседать и разминать колени ладонями.

Неожиданно Гертруда негромко вскрикнула от испуга.

Пересвет повернулся к ней, потом быстро перевел взор туда, куда был направлен взгляд немки. В десятке шагов от них на гребне старинного вала почти по пояс в траве стоял длиннобородый седовласый старик в длинной холщовой рубахе и плаще из козьей шкуры. Старец стоял очень прямо, держа в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Он целился в Пересвета.

Цильда стремительно бросилась вперед и заслонила собой русича. Она что-то прокричала старику по-прусски, жестикулируя руками.

Бородач медленно опустил лук, хотя в его глазах, завешанных лохматыми седыми бровями, по-прежнему сквозило недоверие.

Цильда велела Пересвету и Гертруде оставаться на месте, а сама легко взбежала на вал и заговорила со старцем на родном языке негромко, но очень эмоционально. При этом Цильда то и дело указывала рукой то на Пересвета, то на Гертруду. Старец внимал ей молча, едва заметно кивая головой и опираясь одной рукой на лук. По его морщинистому темному, как старый пергамент, лицу было видно, что он не очень-то рад гостям, привезенным к нему Цильдой. И все же Цильде удалось расположить старика Пелузе к Пересвету и его возлюбленной.

Еще по пути сюда Цильда, рассказывая своим спутникам о Пелузе, заметила им, что этот древний старец воистину является последним из настоящих пруссов. Пелузе не знает немецкого языка и никогда не учил его, тем более он никогда не платил податей крестоносцам. Всех немцев, коих Пелузе видел в своей жизни, он убил своей рукой. Правда, это было много лет тому назад, когда Пелузе был силен и молод. Ныне Пелузе было восемьдесят с лишним лет, но он по-прежнему держал в памяти все священные обряды своего народа и имена последних прусских вождей, участников Великого восстания.

Пелузе привел Цильду и ее спутников к своей хижине, выстроенной посреди небольшой поляны и окруженной густыми колючими зарослями шиповника, ольхи и рябины, так что жилище старца было совершенно неприметно с любой стороны. Рядом с избушкой стояла баня, тут же находилась землянка для хранения продуктов. Под навесом лежали сложенные в поленницу дрова.

Вечер был теплый и безветренный, поэтому Пелузе пригласил своих гостей не в избу, а под навес, где стоял стол и скамьи. Сидя за столом, Пелузе стал расспрашивать Пересвета о его службе у брянского князя, о походе литовского войска к Рудавскому замку, о том, при каких обстоятельствах Пересвет угодил в плен к крестоносцам и каким образом сумел от них сбежать. Пелузе говорил на прусском языке, а все сказанное им Цильда переводила на немецкий, чтобы это было понятно Пересвету и Гертруде. Немке тоже пришлось отвечать на вопросы Пелузе. Ее ответы, как и ответы Пересвета, Цильда переводила с немецкого языка на прусский.

Приглядываясь к Пелузе, Пересвет с удивлением обратил внимание на то, что у старца даже в столь преклонном возрасте целы почти все зубы, спина не согнута недугом, густые волосы на голове, цепкий ум и, судя по всему, отличное зрение. Правда, волосы, усы и борода Пелузе от седины были белые, как снег. Холщовая рубаха на Пелузе, по обычаю пруссов, была подпоясана кожаным ремнем, на котором висел нож в ножнах. Глядя на то, как умело Пелузе снял тетиву с зарубки, ослабив лук, как бережно он убрал в сторону колчан со стрелами, Пересвет понял, что перед ним опытный воин и охотник. Отшельническая жизнь научила Пелузе быть всегда начеку, полагаться только на себя и жить в ладу с окружающей его дикой природой. Тут же под навесом висели небольшие веники из целебных трав и сушеная рыба, нанизанная на тонкую лыковую веревку. На ногах у Пелузе были лапти, сплетенные также из лыка.

Понимая, что его гостям придется ночевать на острове, Пелузе подал Пересвету топор, промолвив что-то по-прусски. Пересвет непонимающе посмотрел на Цильду. Та пояснила ему, мол, старец предлагает гостям самим соорудить себе шалаш, в котором они и проведут ночь. «Избушка у Пелузе слишком тесная для четверых», — также по-немецки добавила Цильда.

Пересвет и Гертруда отправились рубить жерди для шалаша.

Пелузе и Цильда остались сидеть за столом под навесом, продолжая беседовать на родном языке с видом заговорщиков.

Покуда Пересвет заготовлял жерди в буреломе среди тонких осин и берез, Гертруда в это время рвала траву, которая должна была пойти им на постель и на покрытие кровли.

Свой шалаш Пересвет поставил в нескольких шагах от бани. Вбив в землю четыре заостренные жерди с развилками наверху, Пересвет уложил в эти развилки четыре стройные березки, очищенные от веток, так что получился четырехугольный каркас из прочных жердей. С боков этот каркас Пересвет заставил жердями под небольшим наклоном, укрыв сверху травой и большими кусками сосновой коры. На кровлю шалаша тоже пошли длинные палки и вороха травы. Вход в шалаш Пересвет завесил своим плащом.