Антисоветский радикализм, который на высшем уровне руководства страны наиболее полно олицетворял собой Яковлев, угрожал сбить перестройку с ритма, не считаясь с реалиями, пришпорить темпы преобразования. Я обязан был сделать все от меня зависящее, чтобы в меру сил препятствовать этим губительным веяниям. Как в 1983-м, так и в 1987 году меня не обеспокоили карьерные соображения, я воспринимал предстоящую борьбу как борьбу не за личную власть, а за идеи и, не колеблясь, вступил в нее.

Но даже той переломной осенью мне не могло в самом худом сне присниться, что отстаивать, защищать придется уже не только концепцию перестройки, принятую в 1985 году, но самое святое — социализм, Советскую власть, Компартию. Ибо на этих главных направлениях вскоре и повели атаку правые радикалы, лжедемократы.

Не мог я, разумеется, предвидеть и того, как остро, напряженно будут развиваться события непосредственно на Старой площади. На деле-то получилось, что стремлениеубавить влияние Лигачева обернулось негативными последствиями для всей КПСС. Как верно заметил один из членов ЦК, на партию словно напал столбняк.

Дело тут, конечно, не в моей персоне, так сложились обстоятельства.

Впрочем, расскажу по порядку. Ровно через год после описанных событий снова в период очередного отпуска (сентябрь 1988 года) Горбачев разработал план реорганизации работы ЦК. Он предложил создать комиссии по идеологии, по организационным, экономическим, аграрным, международным и другим вопросам, причем каждую из них должен был возглавить член Политбюро. Естественно, такая реорганизация мотивировалась задачами улучшения деятельности ЦК КПСС. Однако на самом-то деле здесь преследовалась и другая цель.

К тому времени сложилась довольно-таки запутанная ситуация, при которой идеологией в Политбюро занимались два человека — Лигачев и Яковлев. Если же учесть, что мы стояли на разных позициях, то это, конечно, создавало атмосферу противостояния. И объективно говоря, ситуацию действительно следовало разрядить.

Но путь, выбранный для этого, оказался по меньшей мере странным: создание комиссий автоматически похоронило Секретариат.

Если вдуматься, было допущено серьезнейшее нарушение Устава КПСС, поскольку в нем прямо говорилось о Секретариате как о постоянно работающем органе ЦК. Это беспрецедентный факт в партии за последние десятилетия. При этом, вольно или невольно, хитрость состояла в том, что никто даже речи не вел о ликвидации заседаний Секретариата, никто вроде бы на них и не покушался. Однако после создания комиссий заседания Секретариата прекратились сами собой. Партия оказалась лишенной оперативного штаба руководства.

Это сразу пагубно сказалось не только на деятельности самого ЦК, но горько аукнулось в обкомах и крайкомах партии. Резко снизилась исполнительская дисциплина, ослаб контроль. Одной из важных функций Секретариата былообобщение полезного опыта в партии в целом. Но отраслевые комиссии вынудили партийцев разбрестись по своим сусекам. Центр как бы провалился, провисли управленческие связи.

Секретариат не собирался около года, хотя официально об этом не сообщалось. Но на местах, да и за рубежом, конечно, все, знали и задавали множество вопросов. Я объяснял происходившее тем, что образованы комиссии ЦК по основным проблемам политики партии. Считаю, что допустил ошибку, не поставив вопрос о прекращении деятельности Секретариата на Политбюро, на Пленуме ЦК. Скажу честно: не сделал это по одной причине — вопрос задевал лично меня. Ложное понимание скромности привело к уступкам там, где делать их нельзя. И даже тогда, когда кандидат в члены Политбюро А П. Бирюкова задала Горбачеву вопрос о том, почему не работает Секретариат, я промолчал. Этот вопрос Бирюковой Михаил Сергеевич перебросил мне. Спросите Лигачева, нужен ли ему Секретариат, сказал он. Я не ответил… Что ж, что было, то было…

* * *

В новой, невероятно усложнившейся политической обстановке коммунисты на местах вполне обоснованно ждали ориентировок из Москвы. Просьбы, даже требования сформулировать четкую партийную позицию по отношению к происходящему многократно звучали на Пленумах ЦК. Это были справедливые, законные требования: для того и существует ЦК, этот главный партийный штаб, чтобы руководить коммунистами в условиях острой политической — а вдобавок и предвыборной! — борьбы. Именно эта задача лежит на центральных органах всех партий во всем мире.

Но в ответ на многочисленные требования с мест четко обозначить линию партии Горбачев без конца повторял:

— Сами решайте, как действовать. Не ждите подсказки из центра. Сами решайте!

Это был ошибочный тезис, разоружавший партию перед лицом новой опасности — антикоммунизма. А вдобавок — тезис весьма лукавый, если не сказать сильнее. Ведь на места все-таки шли указания, но какие? Помните устные распоряжения периода избирательной кампании:

«Не вмешиваться! Не вмешиваться!» Ведь они связывали руки тем партийным комитетам, которые, поверив призыву «Сами решайте!», пытались активно влиять на предвыборную борьбу.

То, что Секретариат ЦК в то время уже не собирался, очень пагубно отозвалось на итогах выборов.

Прекращения заседаний Секретариата ЦК КПСС, работу которого я организовывал, было направлено не только против меня, но и против здоровых сил в руководящем ядре партии. Это был самый сильный сигнал о том, что наши пути с Горбачевым решительно расходятся. В значительной мере был подорван принцип коллективного руководства, в том числе коллективного обсуждения кадровых вопросов. Из стен ЦК продолжали выходить решения Секретариата, однако принимались они формальным путем: шла пересылка служебных бумаг из кабинета в кабинет для визирования.

Между тем из истории партии известно, что каждый раз, когда начинались нарушения принципа коллективного руководства, это приводило к печальным последствиям для страны в целом. Такие нарушения случались в разные времена и по разным причинам. Что касается Яковлева, то Секретариат ему явно мешал — чем дальше, тем сильнее. Я чувствовал на заседаниях, что подготовленные материалы Секретариата он читал не всегда. На заседаниях по большей части отмалчивался, а с весны 1988 года и вовсе стал посещать их с перебоями. Причем иногда не ставил меня в известность о том, что будет отсутствовать. Однажды пришлось даже сделать ему замечание, на что Яковлев ответил:

— У меня есть поручение Михаила Сергеевича, я работал за городом…

А когда я рассказал об этом Горбачеву и Генсек ушел от прямого ответа, мне все стало ясно: Секретариат мешает.

Спустя примерно год сама жизнь заставила вернуться к заседаниям Секретариата — без него работе аппарата угрожал настоящий паралич. Но заседания эти были эпизодическими, крупные вопросы на них не рассматривались. Проходили заседания под председательством Медведева.

А регулярные заседания Секретариат возобновил лишь после XXVIII съезда партии, причем, заметьте, продолжали работать и комиссии ЦК. Жизнь показала, что одно другому не мешает, не противоречит. И это лишь подтвердило: упразднение заседаний Секретариата было искусственной, намеренной акцией.