Конечно-конечно-конечно, важна цель... И путь... и... Не знаю. Я знаю, что люди сейчас, не отдавая никому Силу, мечутся, не понимая, что с ними происходит. Ты охотишься на оборотней и упырей... Ты ведь знаешь, что люди часто превращаются в этих чудовищ не потому, что продали душу дьяволу...

– Я пока еще не нашел ни одного такого, – сказал Ловчий. – Никто не смог вывести меня на дьявола. Но души... Ни у кого из этих...

– Из этих несчастных, – сказала Птица.

– Из этих чудовищ, – мотнул головой Ловчий. – Чудовищ. Ни у кого из них не было души.

– А у меня... У меня есть душа?

– Есть, – Ловчему захотелось плакать, такой ненужный и глупый получался разговор. – У тебя есть душа.

– Но меня называют ведьмой. И я тебе открою тайну – я не одна такая. Мне удалось найти и других. Я не участвовала в Договоре и не давала Клятву. Я просто оставалась с людьми. Нас не очень много, но больше, чем богов. Мы живем с людьми вместе, и при этом у нас нет необходимости и желания управлять ими. Или их подстегивать. Не знаю, может быть, я не права, но мир меняется. Меняется настолько, что скоро мы перестанем его узнавать. Его меняешь ты, твой друг, я, люди, даже боги, ушедшие отсюда, его тоже меняют. Капля воды, ударяясь о землю, меняет все мироздание.

В дверь дома кто-то сильно постучал.

– Это за мной. Я еще с вечера попросила, чтобы меня отвезли... Я не знала тогда, что это ты. Если бы знала – уехала бы еще вчера.

В дверь продолжали стучать.

– Я слышу, – крикнула Птица. – Я уже иду. Стук прекратился.

– Вот и все, – улыбнулась Птица. – Поговорили.

– Извини.

– Глупости. Я не сказала самого главного, – Птица вздохнула чуть слышно. – Боги могут умирать.

– Что?

– Боги могут умирать, – повторила Птица. – Бессмертные могут умирать.

– Это невозможно, – Ловчий посмотрел на свои руки. Давно он не видел, чтобы пальцы на них дрожали.

– Боги могут умирать. И бессмертные могут умирать. Я не знаю, как.

В дверь снова принялись колотить.

– Подождите, – крикнула Птица и посмотрела растерянно на Ловчего, словно не в силах выбрать – остаться или уйти. – Когда уходили боги, тут осталось множество аватар, или, если хочешь, ипостасей. Остались бессмертные, которым бессмертие даровали боги. Остались награжденные вечной молодостью. Я видела... И не могла им помочь. Многие из них уходили туда, на восток. На север. Некоторые оставались здесь. Прятались. Или наоборот – пытались сражаться. И с каждым годом их становилось все меньше. Тех, кто был бессмертным. Я была на севере и видела, что происходило там, как те, кто пытался стать богами, бились друг с другом, как умирали. Умирали!

Птица шагнула к двери. Остановилась. Снова шагнула. Оглянулась.

– Иногда... Иногда я говорю правду о том, что должно случиться. Я не могу знать, когда скажу пророчество, но когда оно звучит, я знаю, что это правда. Что это будет. И... Ты не помнишь, когда я уходила. Тогда... Давно... Я сказала... Ты еще смеялся. Это было действительно похоже на шутку, а я тогда еще не могла отличить просто слова от правды. Помнишь?

Ловчий покачал головой.

– Вспомни, – сказала Птица. – И прости меня.

Она вышла так быстро, что Ловчий не успел ее задержать. Остался стоять перед захлопнувшейся дверью. Закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил. Остановить. Броситься следом, упасть перед ней и просить... Чего? Чтобы простила? За что? Что он может ей предложить? Он, называющий упырей чудовищами, и она, именующая их несчастными. Он, закованный в свое бессмертие, и она, знающая, что и бессмертные умирают.

Она была на севере. Он тоже был, пытаясь разобраться, что же там произошло. Он видел взорванные скалы и глыбы льда, покрывающие равнины. Он видел кровь. Он видел руины того, что строилось навечно. И он не видел никого. Пустота. Ушли, подумал тогда. Погибли, сказала она. И ему никогда не понять, кто из них прав. Или правы они оба?

Он оделся в выстиранное, принесенное, видимо, вчера вечером, вышел из дома, поднял окриком свой отряд. И, даже не позавтракав, они тронулись в путь.

Накрапывал дождь. Охотники молчали, чувствуя настроение командира. Он ехал с закрытыми глазами, сгорбившись, будто под непосильной ношей.

Что она тогда, уходя, сказала? Что могло показаться тогда ему смешным? Что-то смешное, сказанное ею на прощание. На тысячу лет. Он не помнил. Он совершенно не помнил. Произошла пустячная размолвка, он что-то сказал, она ответила, он вспылил... Попыталась вмешаться Дева, Хозяин полез со своими советами... даже Самка, кажется, что-то бормотала на тему любви. Самка! О верности и любви! Он засмеялся ей в глаза. Назвал шлюхой, но Самка не обиделась, а продолжала уговаривать. Мастер стоял у нее за спиной и молчал.

Ловчий что-то сказал Птице на прощание. И что-то сказала она. Что-то, отчего он захохотал. Что...

Ловчий вздрогнул и оглянулся. Она сказала... Глупости. Даже сейчас захотелось засмеяться. Этого не может быть, потому что... Или все-таки... Он не ошибся? Сегодняшний разговор мог заставить вспомнить и не такой бред. Или она и вправду...

Ловчий снова оглянулся через плечо, туда, где осталась деревня с названием Речки. Просто – Речки. И в которой жила ведьма, которую звали Птица. И которая на самом деле была богиней. Самой необычной богиней, которую он знал.

Она знает, когда произносит пророчество. И те слова, сказанные на прощание, теперь стали пророчеством. И все то, что она ему говорила этой ночью, было лишь попыткой обмануть саму себя. Она боялась сказать ему о пророчестве. И сказала, на прощание.

Ловчий пришпорил коня.

Быстрее. Еще быстрее. Он гнал коня, будто встречный ветер мог подхватить темные мысли и унести их назад, в лес, запутать в дубовых ветвях, утопить в болоте. До замка Хозяина осталось совсем чуть-чуть. Самую малость. К вечеру они могут уже въехать по вечно опущенному мосту в замок. И Ловчий сможет поговорить с Хозяином. Пусть он подскажет. Пусть успокоит. Или наоборот.

– Наоборот, – сказал посол. – Совсем даже наоборот. Мы не приказываем, мы не можем вам приказать. Мы просим. Напоминаем о Договоре.

Посол покрутил в руке пергаментный свиток с копией текста Договора.

– Мир стоит на самом краю пропасти, – сказал Хозяин. – А вы предлагаете подтолкнуть его.

– Наоборот, – похоже, это слово стало любимым словом посла. – Наоборот. Мы должны спасти мир. Установить порядок. Вернуть порядок.

– Вы хотите обмануть всех. Обманом вернуть людей к Богу...

– А какая разница, каким путем человек придет к Богу? – отмахнулся посол. – Все равно, каким путем человек придет к храму, по ровной, вымощенной дороге или путаной, заросшей тропой. Важно, чтобы он вошел в храм. Или даже крещение силой... Даже здесь, в этих местах, людей заставляли принять крест, угрожая мечом. И что? Люди верят в Бога. Они...