• Ну и, наконец, в-пятых, мало кто сознает, что международная помощь – это высокорискованное предприятие. Заниматься предоставлением благ несравненно труднее, чем управлять предприятием с целью извлечения прибыли. Хотя бы потому, что единого измерителя общественного блага не существует, а прибыль – исчерпывающая характеристика результата. К тому же администрирование помощи находится в руках бюрократов, которые многое теряют, но мало получают от принятия на себя рисков. Неудивительно, что результаты выглядят так бледно, особенно если к ним подходят с той же меркой, что и для других видов бюрократической деятельности, и без учета сложности задачи.

Тем не менее иностранная помощь все же дает положительный эффект в странах с переходной экономикой, она, в частности, помогает поддержать жизнедеятельность центральных банков, финансовых рынков и судебной системы. Немало примеров свидетельствует о том, что иностранная помощь может быть очень полезной, несмотря на все ее недостатки. Иностранная помощь пользуется в Соединенных Штатах незаслуженно плохой репутацией. Большинство граждан США полагают, что мы направляем на иностранную помощь намного большую долю ВНП, чем тратится на самом деле, и что эти средства по большей части выбрасываются на ветер. Такие страны, как Канада, Швеция, Нидерланды и Великобритания, тратят на эти цели больше относительно своего ВНП, а репутация иностранной помощи там выше.

Перечисленные выше изъяны вполне можно преодолеть при наличии определенной политической воли. Мои фонды, например, в целом свободны от этих проблем, поскольку управляются гражданами стран – получателей помощи, которые верят в идею открытого общества и лучше других знают, что нужно их странам. Фонды ясно показали, чего можно добиться, когда ориентиром при предоставлении помощи являются интересы получателей, а не доноров. Представитель правительства одной из стран – получателей помощи как-то назвал меня государственным деятелем без гражданства, и я горжусь этим званием. «У государств есть интересы, но нет принципов, – сказал он, намекая на известное высказывание Киссинджера. – У вас же есть принципы, но нет интересов».[59]С тех пор это мой девиз.

Для читателей, которые знают меня лишь как биржевого игрока, может стать неожиданностью то, что я активно помогал нуждающимся странам, причем с согласия их жителей. Я занимался этим более 18 лет. Первый национальный фонд я учредил в коммунистической Венгрии в 1984 году, а за ним последовали еще 32 национальных фонда, региональные и глобальные инициативы. Масштаб деятельности фондов значителен, их средний суммарный годовой бюджет составляет примерно 450 млн долл. на протяжении последнего десятилетия. Я истратил за это время без малого 5 млрд долл., а потому прошел через все ловушки, связанные с иностранной помощью, и могу похвастаться определенными успехами.

В коммунистической Венгрии мой фонд стал основным источником поддержки гражданского общества. Конечно, он не может претендовать на роль инициатора крушения коммунистического режима (главный импульс дал Советский Союз), но он, несомненно, в числе тех, кто помог подготовить страну к демократии. В России мой фонд предоставлял помощь, которая реально доходила до людей. Самый большой его успех видится в том, что он помог пережить период гиперинфляции почти 35 тысячам ведущих ученых страны. Мои фонды внесли вклад в подготовку демократической смены режима в Словакии в 1998 году, в Хорватии в 1999-м и Югославии в 2000-м, в объединении гражданского общества против Владимира Мечьяра, Франьо Туджмана и Слободана Милошевича. Этот перечень можно продолжить. Задача, которая стоит перед моими фондами, – это поддержка перехода от закрытого общества к открытому. Это тяжелый процесс, когда приходится менять сразу все. Фонды финансировали бесчисленное множество инициатив, в каждой из которых не было ничего выдающегося, но вместе они складывались в нечто более значимое: в фундамент открытого общества.

Роль фондов в значительной мере определялась тем, какое правительство находилось у власти в стране. Там, где была возможность сотрудничать с правительством, фонды добивались намного большего в плане системных преобразований. В числе наиболее весомых вкладов, сделанных фондами, – расширение возможностей молодых демократических правительств по освоению иностранной помощи через предоставление права привлекать экспертов по своему выбору (предпочтительно национальных). В странах с переходной экономикой немало экспертов из международных организаций, но они служат собственным хозяевам, а местные правительства могут оказывать на них лишь ограниченное влияние. Там, где правительство противодействует демократическим начинаниям, фонды могут играть еще более важную роль: они не дают угаснуть пламени свободы и умереть идее открытого общества.

Наряду с программами национальных организаций осуществляется и ряд общих сетевых программ в таких областях, как образование, средства массовой информации, здравоохранение, информация, культура, система правосудия, малый и средний бизнес. Эти программы реализуются через национальные фонды, однако последние вольны самостоятельно принимать решение об участии в них; в случае участия они становятся владельцами программ.[60]В процессе взаимодействия национальных фондов с сетевыми программами складывается матрица, объединяющая местные знания с профессиональным опытом. Матрица остается открытой. Национальные фонды могут по своему усмотрению работать за рамками сетевых программ, обычно такое случается в сфере поддержки гражданского общества и культуры. Сетевые программы, со своей стороны, могут взаимодействовать не только с национальными фондами, но и с другими местными институтами, что характерно для таких областей, как права человека и независимые средства массовой информации.

Совершенно очевидно, что в сферах общественных инициатив и частных предприятий нельзя применять одни и те же подходы и критерии. Тем не менее я уверен, что эксперименты с внешней помощью совершенно уместны в политике, которой должно придерживаться международное сообщество. Я провожу эту мысль с тех пор, как создал сеть фондов. Поначалу мне практически не удавалось влиять на политику. Я предпринял целый ряд политических инициатив, однако на них никто не обратил внимания. Так, в 1992 году я предложил направить 10-миллиардный кредит МФВ, предоставленный России, на выплату пособий по социальному обеспечению и безработице. Деньги, предоставленные правительству для поддержания платежного баланса и бюджета, могли бы пойти на финансирование системы социальной защиты.[61]Случись такое, они попали бы к людям, а не канули в черную дыру, и у российского народа появилось бы конкретное свидетельство международной помощи.