— Я из рода Хейсти. Во мне течет норманнская кровь, без всяких примесей. У нас есть свой фамильный герб. И вообще, я девушка хоть куда. — Нэнси подавила еще один приступ смеха. Седовласый мужчина по-прежнему смотрел на них. Она понизила голос: — Извини, я заболталась. Страх развеселил меня.

К ним подбежал Рошан и заслонил их от «законных» гостей.

— Какой-то кошмар! Макс говорит, они усилили меры безопасности, потому что ожидается прибытие принцессы Кентской!

Руфа нахмурилась.

— Должен же быть другой вход. Может, просочимся через него?

— Позади здания, у конюшен, стоит еще один фараон. — Он грустно покачал головой. — Похоже, дело безнадежное. Что же, черт побери, делать?

— Может, через окно…

— О, ради Бога. — Нэнси крепко схватила Руфу за руку. — А как насчет прохода без билета? Рошан, проходи в здание и ищи своего фотографа.

— Что ты собираешься предпринять?

— Встретимся там. Иди же!

Рошан прошел сквозь колонны и, повернув голову, окинул их жалостливым взглядом, как будто они заставили его занять место в последней спасательной шлюпке на «Титанике».

— Каков твой план? — спросила Руфа.

— Тсс, не испорти дело.

Взяв Руфу за руку, Нэнси пристроилась к группе примерно из десяти человек. Полицейские у входа пропустили их без всяких проблем. Через стол, где проверяли приглашения, виден был полный зал. Открытые настежь двойные створки дверей демонстрировали блеск и позолоту стульев, приготовленных для концерта. У других дверей стоял швейцар с подносом бокалов. Теперь они ясно слышали мощный гул голосов.

Обративший на них внимание седовласый мужчина взял бокал и исчез в переполненной комнате. Нэнси потянула за собой к стеклянным дверям Руфу, глядя прямо перед собой, энергично замахала рукой и закричала во весь голос:

— Папа! Папа!

Раздались смешки, но никто не обратил внимание на двух девушек, нашедших своего отца. Они прошли мимо стола и оказались внутри дворца.

Руфа не могла прийти в себя от удивления и была в восторге.

— Нэнси, ты чудо! Я никогда не видела такой откровенной наглости.

Нэнси ощупывала пучок волос на затылке.

— Конечно, чудо, дорогая. Ты, похоже, мало знаешь меня.

Руфа огляделась. Прибывающие гости отходили к двери в левой части зала, сбрасывая с плеч пальто и пелерины. Они прошли вслед за тремя немолодыми женщинами по галерее, украшенной старыми портретами, и оказались в маленькой гостиной, превращенной в раздевалку. Две улыбающиеся филиппинки помогли им снять пальто.

Руфа разгладила платье, восторженно вдыхая благоуханный воздух — французский парфюм на невероятно чистом теле. Седая морщинистая леди в темно-синей шифоновой блузке приветливо улыбалась им.

— Какие восхитительные платья!

— Спасибо, — с тяжелым сердцем проговорила Руфа. В этот момент она поняла, что их наряды выглядят неуместно. Все остальные гости были немодно одетыми. Роскошные платья Клэр казались кричащими, показными, какими-то искусственными. Но было поздно давать обратный ход. К тому же она не хотела волновать Нэнси.

Руфа закинула назад волосы, жалея, что Рошан не позволил ей заплести их в скромную косу. Они вернулись в холл, а оттуда — в комнату, где должен был состояться концерт. Оказалось, что это библиотека. В дверях стоял маленький стол с кипой ярких программ. Они взяли по одной, а Нэнси взяла себе бокал шампанского.

— Мы же договорились не пить, — прошептала Руфа.

— Вы с Роши так решили. Я на это согласия не давала. Не откажусь от бесплатного шампанского.

— Хорошо. Только не наклюкайся.

Руфа оглядела комнату, пытаясь увидеть Рошана и фотографа, присланного газетой. Библиотека была большая, с двумя окнами, выходящими на площадь перед парком. Вдоль двух стен протянулись книжные полки. Книги были в хороших переплетах, но, присмотревшись, Руфа поняла, что это старые сброшюрованные номера журнала «Иллюстрейтид Лондон ньюс». Другие стены были завешаны портретами предков графа. Руфа с грустью вспомнила гостиную в Мелизмейте, где оставались лишь пять портретов — они оказались слишком плохо написанными и не нашли спроса. Настоящий Мужчина называл их «ненужным хламом». Невозможно было обойтись без сравнений. «Когда дворянский род деградирует, — подумала она, — он источает ужасную вонь».

— Вот он, — сказала Нэнси. — Пошли.

Она заметила Рошана, стоявшего за белоснежным мраморным камином и подававшего им знаки. Рядом с ним находился краснолицый мужчина с фотоаппаратом, который оглядывал все вокруг с выражением недовольства и презрения. Два других фотографа осторожно продвигались мимо худых, неряшливо одетых престарелых женщин с крючковатыми носами. Понятно было, почему шеф Рошана не хотел, чтобы эти люди появлялись на страницах эффектного и несколько вульгарного раздела мод, хотя и принадлежали к истинной аристократии.

— Прошли! — прошептал Рошан, чуть не прыгавший от радости. — Потрясающее зрелище, да?

— Это? Набор безумных старух! — сказала Нэнси. — У меня такое чувство, будто я организую музыкальные викторины, чтобы гости не умерли от скуки.

— Во всяком случае, вы прошли, и вас видят. А это главное.

Руфа незаметно огляделась. Худощавый мужчина с ухоженными седыми волосами продолжал задумчиво смотреть на них пристальным взглядом. Она повернулась к нему спиной.

— А где же граф?

— Еще не появлялся, — сказал Рошан. — Видимо, заперся где-нибудь в своих покоях — внутри иерархии всегда существует собственная иерархия. Осмелюсь предположить, что самые избранные общаются за закрытыми дверями с принцессой. Это, между прочим, Пит.

Фотограф засунул палец под воротник.

— Привет, девочки. Где их снимать, Рош?

Рошан кивнул на дверь.

— Вот и граф, попробуй щелкнуть его пару раз вместе с принцессой.

Пит протяжно захихикал.

— Принцесса Зануда. Она мне нравится. — Неспешным шагом он направился сквозь толпу. Руфа позавидовала его самонадеянности.

— Он не тот фотограф, которого я бы выбрал, — сказал Рошан Нэнси, — но следует довольствоваться малым: во всяком случае, у него есть смокинг.

Руфа смотрела на графа Шерингемского. Ее сердце нервно прыгало, но она не испытывала никаких чувств, кроме благоговения по причине огромной пропасти, разделявшей проникновение в дом этого человека от возможности убедить его жениться на ней. Он был бледнее и мельче, чем на фотографиях; хрупкость и элегантность его была подобна ценному, но выцветшему гобелену. Когда он смотрел на принцессу, его улыбка была нежной и чарующей, но всех остальных он обозревал с выражением презрения на холеном лице. На секунду его взгляд встретился со взглядом Руфы, не изменив выражения. Руфа почувствовала себя смешанной с грязью. Она вспомнила, что любил говорить Настоящий Мужчина о людях, смотрящих на тебя сверху вниз: «Когда Вильгельм II Рыжий передавал право на владение Мелизмейтом твоим предкам, предки этого парня выращивали репу».