– Возможно, тебе не следует проводить эту ночь одной, Фрейя.

При мысли о том, чтобы провести эту ночь с ним, ее охватило сильное волнение, но он, скорее всего, шутил. Или?...

Фрейя снова заглянула в его глаза. Они улыбались, но в них читалось серьезное намерение. О боже... Он не шутил.

Затем его пальцы скользнули вниз по ее шее, и она не смогла найти ни одной причины, по которой ей следовало отказать Гасу. В конце концов, она не смогла забыть этого мужчину за двенадцать лет.

Ее разум отказывался работать. Единственное, о чем она могла сейчас думать, – это о том, что сегодняшняя ночь их последний шанс побыть вдвоем.

От волнения у нее закружилась голова, и ей пришлось прислониться к двери.

– Я... я не думаю, что хочу быть одна, Гас.

Его глаза расширились, и внизу ее живота словно разгорелся огромный костер. Все же она не могла до конца поверить в происходящее. Ее пальцы так дрожали, что она не смогла вставить ключ в замок.

– Давай я попробую, – мягко произнес Гас и, взяв ключ, с первого раза попал им в замочную скважину.

Когда он открыл дверь, Фрейя шагнула в темноту, и ее ступни утонули в мягком ворсе ковра. Гас проследовал за ней, щелкнул выключателем, и комната наполнилась мягким приглушенным светом.

– Не хочешь выпить кофе или чего-нибудь покрепче? – спросила его Фрейя.

– Нет, спасибо. – Сняв пиджак, он бросил его на кресло, затем подошел к ней и, взяв у нее сумочку, аккуратно положил ее на стеклянный столик.

Гас наклонил голову. Ее сердце бешено заколотилось, и она закрыла глаза.

Их губы соединились. Наконец-то.

Его вкус и запах были такими же, какими их помнила Фрейя. Прильнув к нему всем телом, она упивалась его волнующей близостью. После стольких лет Гас так отчаянно ее целовал и обнимал, словно больше не собирался отпускать.

Фрейя думала, что будет испытывать неловкость, но ошиблась. Она чувствовала себя так, словно вернулась домой после долгих странствий.

Они сами не заметили, как добрались до кровати и опустились на золотистое покрывало. Какое-то время они просто лежали рядом, глядя друг другу в глаза, как восемнадцатилетние подростки, впервые оставшиеся наедине в домике Поппи.

Гас убрал с ее лица прядь волос.

– У тебя глаза цвета моря. Их оттенок меняется в зависимости от твоего настроения.

– А твои глаза не меняются, – заметила она, глядя в их темные глубины. – Но мне все равно они нравятся. Их цвет всегда остается одинаковым, и это делает тебя очень...

– Предсказуемым?

– Я бы сказала, надежным.

Гас очаровательно ей улыбнулся, и Фрейя почувствовала себя, как никогда, счастливой.

– Какого цвета сейчас мои глаза? – спросила она.

– Серовато-зеленые. Как море в шторм.

– Наверное. – Она плотнее прижалась к нему, и ее захлестнула новая волна желания. – Я сейчас готова к небольшому шторму.

– Я тоже.

Некоторое время они неспешно покрывали поцелуями лица друг друга. Затем, почувствовав нетерпение, Фрейя слегка приподнялась и стала дрожащими пальцами расстегивать пуговицы на своей блузке. Гас последовал ее примеру и тоже начал раздеваться. Они стремительно избавлялись от одежды, а вместе с ней от своих обид, запретов и предрассудков.

Когда Фрейя снова опустилась на кровать, ее кожа горела. Гас был так прекрасен, и она жаждала его прикосновений. Наконец он склонился над ней и начал ласкать губами ее шею и грудь.

Вдруг она почувствовала жжение в глазах. Ей не хотелось плакать в такой момент, но ее радость омрачало осознание того, как много она потеряла, расставшись с Гасом.

– Фрейя, – еле слышно произнес он, но она услышала в его голосе нотки отчаяния. – Как я только мог тебя отпустить?

Это было слишком. Ее сердце наполнилось до краев, и она зарылась лицом в его плечо, чтобы Гас не увидел ее слез. Но очевидно, он их почувствовал. Немного отстранившись, он начал целовать ее мокрые веки, щеки, дрожащие губы. Затем она почувствовала соль своих слез на его губах, и их поцелуи приняли более страстный характер.

Гас выключил свет и, притянув Фрейю к себе, уткнулся носом в ямку над ее ключицей и вдохнул аромат ее кожи. Он ошибался или от нее действительно пахло цветами франгипани?

– Гас? – сонно протянула она.

– М-м-м?

– О чем ты думаешь?

– О страсти, – ответил он.

– О нашей?

Улыбнувшись в темноте, он поцеловал ее в шею.

– Мне кажется, с этим у нас проблем нет.

– Мне почему-то кажется, что ты прав.

Перевернувшись на спину, она взяла его руку и начала поочередно целовать пальцы. Эта простая ласка согрела его сердце, и он почувствовал необходимость сказать Фрейе правду, не дававшую ему покоя весь вечер.

– Знаешь, у нас с Моник все было совсем не так.

Губы Фрейи застыли на его руке.

Он немного помедлил, затем, набравшись смелости, продолжил:

– Дело в том, что наш брак нельзя было назвать счастливым. – Ему было тяжело в этом признаваться, но он хотел, чтобы Фрейя все знала. – Думаю, нас обоих подтолкнули к нему обстоятельства.

– Правда? – Она приподнялась на локте. – Почему?

– О... нам обоим в то время это показалось хорошей идеей. Молодые мужчина и женщина, живущие в чужой стране, имеющие одинаковые цели и... э-э... здоровые потребности.

– Вы не были влюблены?

– Нет. Мы нравились друг другу, но это нельзя было назвать любовью.

– В таком случае зачем вам было вступать в брак? Почему вы не могли просто жить вместе?

Гас снова улыбнулся. Фрейя была дочерью своей матери.

– Возможно, это прозвучит нелепо, но мы с Моник должны были подавать всем хороший пример. Мы, как представители неправительственных организаций, имели большую социальную ответственность и пользовались уважением. Нам нужно было поддерживать свой имидж, поэтому мы и решили пожениться.

Хотя в комнате было темно, Гас закрыл глаза, словно это могло помочь ему сделать признание.

– Наш брак был ошибкой. – Он поморщился, не желая произносить вслух дальнейшие слова, но назад дороги не было. – Именно поэтому Моник и хотела покинуть Эритрею.

– То есть она хотела тебя бросить?

– Она сказала, что нам нужно какое-то время пожить отдельно. – Он тяжело вздохнул. – Но тут в дело вмешалась моя дурацкая гордость. Я никогда не любил проигрывать.

– Твои родители, наверное, очень расстроились бы, если бы вы разошлись.

– Расстроились – это мягко сказано, – произнес он сдавленным голосом. – Я руководил строительством дамбы и уговорил Моник задержаться еще на полгода, пока не истечет срок моего контракта.