– Я на газике, – добродушно сказал Виктор, подходя к ней. – Свободен. Сопровождать тебя буду…

– Да, – обрадовалась Тюлькина, вертевшаяся подле. – Я не люблю автобусов. А сегодня прямо тошнит. Может, вы и меня сопроводите…

– Ну, садитесь, – улыбнулся Виктор, – места всем хватит.

Олег подошел к ним, пошарил по карманам, спросил:

– У тебя закурить есть?

– «Прибой».

– Давай «Прибой».

Олег долго мял папиросу в руках, молча прикуривал.

– А ты? – через голову Олега тихо спросил Виктор Анну. – Поехали с нами?

Олег резко выпрямился, долго смотрел парню в лицо.

– Ну и дрянь же… ты куришь, мальчик, – отчетливо сказал он.

– Я привык, – отмахнулся Виктор и тихо повторил: – Аня, поехали…

Выехали из лагеря в полдень. В автобусе духота. Сомлевшая Заслуженная тяжело отвалилась на спинку, закрыла глаза, словно задремала. Олег следил через боковое зеркальце шофера за газиком, пылившим сзади. Анна молча смотрела в окно на сквозной белый березняк вдоль дороги, на небо, которое совсем, казалось, отстранилось от земли. Воздушное, высокое, без облаков и птиц, зрелая, живая синь.

Анна закрыла глаза и грустно подумала о том, что устала. Бросить бы все к чертям, выбраться из этого пекла, склочного бестолкового напряжения и просто належаться на земле, насмотреться в небо.

– Благодать без Тюлькиной, – вздохнув, заметила Егорова.

– Тишина.

– Кадрит наша Тюлькина, – весело ответил Валерка.

– Муж ей покадрит, – ковыряя спичкой в зубах, забасил Гомолко. – Я вот приеду, с ним посовещаюсь.

– Вот философия у мужиков. – Антонина быстро повернулась к нему: – «Тебе удалось?» – «Нет». – «И мне не удалось». – «Значит, сучка».

Она засмеялась в лицо Гомолке быстрым ядовитым смешком.

– Не везет тебе, Гомолко, с бабами. Бодливой корове Бог рог не дал… Ой, как есть охота. Носимся целые дни по лесу, как псы…

– Все хотят.

– Вам бы, Антонина Федоровна, следовало с собой завтрак брать, – осторожно посоветовал Венька.

– А вам бы, – спокойно отчеканила Антонина, – Вениамин Борисович, следовало головой думать, особенно когда вы расписание составляете. Это, извините меня, мякиной думалось. По три спектакля в день. И вообще, почему, если у вас дыры в голове, я должна страдать?

– Вы же знаете, что плана нет у нас. – Венька заерзал на сиденье.

– Нет плана у вас, уважаемый. Вы его хоть из пальца высасывайте. А мне нужны нормальные условия для работы. Вы за это деньги получаете?

– Ну хватит, с утра одно и то же, – поморщился Валерка.

– Гриб! – приоткрыв глаза, воскликнула Заслуженная. Веня, гриб у самой дороги. Подберезовик.

– Почему? Там и осина рядом.

– Нет, это подберезовик. Беляшок. Ох, какой крепенький…

– Балаган, а не театр. – Антонину уже трудно было остановить.

Анна посмотрела на нее и вспомнила, кого напоминает Антонина, когда бывает озлоблена. Свою собачку Белку – японскую крохотулю с круглыми блестящими глазами.

– …Каждый себе хозяин. Что хочу, то и молочу.

– Я бы попросил вас помолчать, – глядя в боковое зеркальце, лениво выговорил Олег. – Вы мешаете коллективу отдыхать.

– А вы мешаете ему работать!

– Молчать! – взорвался Олег. Анна, вздрогнув, отшатнулась от него.

Антонина обрадованно и коротко хохотнула. Потом с торжеством ткнула в него остро отточенным, блестящим ногтем.

– Видали Держиморду!

– С тобой взбесишься, – осторожно поддакнула Олегу Егорова.

– Это называется – распоясаться. Олег Иванович у нас имеет к этому склонность.

– Молчать! – сорвался до визга Олег.

– Слышали! Толя, останови автобус… Я выйду… – Антонина подошла к шоферу.

Автобус ширкнул, останавливаясь.

Антонина, высоко подняв голову, медленно проплыла мимо сидений, щелкнув замком сумки на плече, вышла.

К открытой дверце подлетел Виктор.

– А ты? – позвал он Анну.

Олег клешней вцепился ей в запястье руки.

– Сиди, – процедил сквозь зубы.

– Ой, гр-и-б! – протяжно заворковала за окном Антонина. – Какой гриб! – Антонина тонко выгнулась в спине и с легкостью девочки прыгнула через рытвину к траве, присела, изящно склонив головку.

Заслуженная, приоткрыв один глаз, следила за ней сквозь стекло.

Черная россыпь волос закрыла лицо Антонины, пока она срезала перочинным ножичком подберезовик. Сияющая, принесла к автобусу высокий на крепкой серой ножке гриб.

– Чихала я на тебя, слизнячок! – с небрежной простотой, сунув голову в дверцу автобуса, сказала она Олегу и, заметив его побелевшую клешню у жены на запястье, добавила: – Бабу за руку не удержишь…

Анна с силой отцепила свою руку.

– Ку-да! – угрожающе тихо протянул он.

– Да пусти ты. – Она встала и пошла к дверце.

В машине Виктор вопросительно поглядел на ее запястье. Она не ответила. Он поправил волосы на ее щеке…

Иногда по дороге открывались сияющие ромашковые поляны, чисто пятнившие подрагивающий от жары воздух. Лесочки в этих местах проплывали все больше березовые и осиновые, просторно живущие, молодо шумели на ветру.

Воздух в машине Виктора казался свежее, по крайней мере не отдавал бензином.

В лагере их не ждали. Старшая пионервожатая перепутала день их приезда. Она ойкнула, увидев автобус, всплеснула руками – и забегали все, засуетились. Привычно замелькал по лагерю Венька с портфелем в руках. Долго искали ключ от клуба, оказалось, что он у уборщицы, а та отпросилась сегодня домой.

– В окно полезем, – мрачно пошутил Олег.

Анна держалась от него стороной и наблюдала за ним с досадой. Она и понимала, что нельзя его сейчас зудить, и хотела признать за собой вину, но всякий раз сопротивлялась этой мысли.

«Ну что я такого сделала? – с обидой думала она. – Чем я так виновата?»

Виктор, стоявший у своего газика, исподлобья глядел на всех и молчал. Иногда она ловила настойчивый его взгляд, но отворачивалась.

– Может, пойдем погуляем? – подойдя к ней, спросил он.

– Ну куда мы пойдем? – срываясь на грубость, сказала она. – Мне работать надо!

– О! Эта бодяга надолго. Два часа еще будут ключ искать. Пойдем, я тебе цветов нарву. – Он осторожно взял ее за руку.

– Витя, на нас смотрят…

– Пусть смотрят.