К концу сентября прибыло еще одно письмо. Бедная миссис Лейси тысячу раз извинялась за все причиненные ею хлопоты, сообщала, что ее сын и доктор настоятельно требуют, чтобы она отказалась от места гувернантки, и умоляла подыскать для юной графини кого-нибудь другого.

— Бедняжка! — сказала леди Джейн. — Я всегда думала, что ей у нас слишком тяжело, хоть должность и помогала ей решить денежные затруднения.

— Ей было бы проще, если бы она имела дело с другим ребенком, — ответила леди Барбара. — Если бы наша племянница оказывала своей гувернантке побольше внимания и уважения, это сделало бы ее жизнь счастливее… Но от Кэтрин трудно ожидать чего-то подобного!

Кейт рассердилась и надулась на тетку за такие слова. Гнев помешал ей раскаяться в том, что она действительно часто бывала невнимательна и недобра к бедной миссис Лейси. К тому же девочка любила перемены и надеялась, что новая бонна будет также добра и весела, как мисс Освальд — гувернантка Лапоэров.

Между тем миссис Вардур решила поехать на время в Лондон, чтобы посоветоваться с докторами относительно здоровья Элис. Это решение привело Кейт в восторг, и она принялась строить планы насчет совместных прогулок по Гайд-парку и разговоров за вечерним чаем. Кроме того, девочку не покидала надежда, что из Олдбороу приедет другая, дорогая ее сердцу Сильвия и присоединится к ним. Особенно обрадовало Кейт приглашение миссис Вардур провести вместе день рождения Сильвии-Джоанны, 21-го октября, и обещание в этот день съездить в Зоологический сад или, в случае дурной погоды, в музей.

Поэтому Кейт уже не так грустила, покидая море и сосновую рощу. Летя по железной дороге обратно в Лондон, она держала в руках красивый дорожный мешок, сделанный двумя ее приятельницами, глядя на который, леди Барбара насмешливо улыбалась. Мешок был наполнен множеством маленьких раковин, там же лежала книга и маленькая тетрадка, в которую Кейт торопливо что-то записывала всякий раз, когда поезд останавливался.

Желая убедить Сильвию-Джоанну в том, что, не будучи графиней, можно ощущать себя гораздо счастливее, Кейт хотела выразить эту мысль стихами. Она знала наизусть басню о маргаритке, и ей представилось очень удачным заменить известную всем маргаритку, жалеющую о своем переселении, колокольчиком. Стихи должны начинаться описанием колокольчика, голубые цветки которого свободно колышет ветерок; потом бедный колокольчик пересаживают в оранжерею и отдают на попечение садовников, желая превратить его в высокий и красивый цветок. Здесь можно было нарисовать прекрасную картинку к стихам, из этого вышел бы отличный подарок ко дню рождения Сильвии-Джоанны, который будет гораздо лучше купленного.

Размышляя таким образом, юная графиня и не заметила, как очутилась опять дома, в Лондоне. Едва она вступила в дом на Брутон-стрит, хорошее расположение духа вдруг оставило ее, точно в старых углах таились все ее дурные помышления и чувства. Кейт немного погоревала о миссис Лейси, когда, вбежав в классную комнату, не обнаружила там ее привычной доброй улыбки, а потом вновь вспомнила о колокольчике и начала рыться в книгах, отыскивая картинку, с которой можно было бы его срисовать.

В это время в комнату заглянула леди Барбара и, увидев разбросанные на полу книги, приказала немедленно их убрать и переодеться. Кейт повиновалась и, оступившись, полетела вниз, цепляясь платьем за все старые гвозди и отрывая оборку. Неудивительно, что тетка осталась недовольна девочкой.

Леди Барбара искала гувернантку, но такой, какую ей хотелось, найти в один день было трудно, поэтому пока она решила сама присматривать за Кейт и преподавать ей некоторые предметы.

Оттого ли, что леди Барбара не понимала, что можно было требовать от маленькой девочки, оттого ли, что Кейт слишком любила похвалы, только эти ежедневные уроки сделались для юной графини пыткой. Хоть Кейт и любила их почти все, но она выходила из терпения с самого начала урока. Тетка Барбара, как казалось Кейт, придиралась к каждой мелочи: то приказывала сидеть ровно, то заставляла выговаривать слова повнятнее, то вдруг напоминала ей о вчерашней ошибке, то сетовала, что Кейт могла бы приготовить урок еще лучше…

Все это отбивало у девочки всякую охоту учиться, она была так уверена в том, что ею в любом случае будут недовольны, что, впадая в мрачное бездействие, нисколько не заботилась о том, чтобы избежать замечаний. Кейт злилась на тетку и временами забывала о чувстве долга и послушания.

Леди Барбара не могла проводить с племянницей все время, и, как только она скрывалась за дверью, Кейт менялась на глазах. Она тотчас же принимала разные небрежные позы или начинала болтать так, что ее нельзя было остановить. Постепенно у девочки вошло в привычку вести себя в присутствии тетки одним манером, а за спиной у нее — другим. Правда, сознание вины никогда не оставляло Кейт, но совладать с собой она не могла.

Вот что, бывало, делалось во время прогулок. Утром Кейт с Жозефиной было позволено гулять не иначе как в сквере, а после обеда они садились в экипаж и ехали кататься в парк, куда приезжала также леди Джейн, если чувствовала себя лучше. Гулять можно было только по самым уединенным дорожкам, и ни с кем не позволено было разговаривать. Естественно, и Кейт, и молоденькая француженка скучали.

Однажды Кейт потеряла ластик, который ей требовался для рисования, и Жозефина предложила выйти из парка и заглянуть в магазин, чтобы купить новый. Девочка понимала, что поступит нехорошо, если ослушается приказа тетки и согласится, но и выслушивать упреки леди Барбары по поводу потери ей не хотелось. И девочка решилась. Как несчастлива была Кейт впоследствии! Как боялась, чтобы у нее не спросили, где они были с Жозефиной! Как стыдилась того, что обманула всех!

А Жозефина, напротив, после этого раза сделалась еще смелее. Вскоре Кейт увидела, что Жозефина разговаривает сквозь чугунную решетку с каким-то мужчиной.

— Это нехорошо! — заметила она своей горничной.

— У миледи доброе сердце, она никому об этом не скажет, — рассмеялась Жозефина.

Мужчина после того продолжал каждый день приходить к ограде и однажды даже прошел часть дороги с ними. Кейт это очень обидело тогда, и ей захотелось даже пожаловаться теткам.

Жозефина же решила, что ходить по скверу целое утро скучно, и повела Кейт по более многолюдным и оживленным улицам. Бедная Кейт! Она тяготилась сокрытием правды и непослушанием теперь гораздо меньше, чем в первый раз. Увы, она постоянно стала вести себя дурно!

Когда басня о колокольчике была почти готова, Кейт решила переписать стихи и перерисовать рисунки в маленький красивый альбом.

— Тетя Барбара, пустите меня, пожалуйста, завтра в магазин! — попросила она.

— Я не смогу вас отвести туда, потому что приглашена в другое место, — ответила та.

— Разве я не могу пойти с Жозефиной? — нахмурилась девочка.

— Конечно, нет; во-первых, я ей вас не поручу, а во-вторых, вы вместе купите какую-нибудь дрянь.

— Я не для себя. Мне нужно приготовить подарок для Сильвии-Джоанны, которая была с нами в Борнмуте!