Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все, что сейчас произошло, было ошибкой. Моей минутной слабостью, такого больше не повторится.
Пытаюсь встать, но Матвей не дает, крепко удерживая на себе.
– Ошибка?
– Да.
– А под Сергеем ты также кричишь и кончаешь?
– Отпусти, мне надо идти.
– К жениху?
– Да, а тебе – к жене.
Матвей смотрит зло, сощурив глаза, сейчас в них гнев. Я все-таки поднимаюсь, сперма стекает по бедрам, хочу быстрее уйти, не чувствовать взгляд этого мужчины и свою поздно проснувшуюся совесть.
– Мальчик во дворе на велосипеде – твой сын?
Хотела поднять с пола платье, но рука замерла на месте. Он видел Костика? Но сейчас нет смысла отрицать, что у меня есть сын, Матвей узнает.
– Да.
– Кто его отец?
– Не переживай, не ты.
– Регина, ты никуда не уйдешь, пока мы не поговорим. Хватит уже убегать как маленькая девочка.
– Это я от тебя убегаю? Ты сам отказался от меня и моей любви семь лет назад, отняв фирму отца.
Стою, прижав платье к груди, Матвей рядом, удерживая за плечи, заглядывает в глаза. Да, я хочу уйти, убежать, как маленькая девочка, потому что я все еще такая, обиженная и брошенная.
– Не плачь, милая, пожалуйста.
Голос Матвея мягкий, пальцы касаются лица, стирая со щек слезы, которых я не чувствую.
– Отпусти.
– Никогда. Теперь уже никогда. Как я могу отпустить царицу?
Мне сейчас так горько, уже не пытаюсь вырваться, мы вдвоем совершенно голые. Чувствую, как сердце Матвея бьется под моей ладонью, как он целует в висок, прижимая к себе.
– Прости меня. Прости за все, девочка.
Перестаю дышать, слышу лишь его голос, он проникает в меня, обволакивает, дает надежду.
– Не представляешь, какой я дурак и глупец, сам себя ненавижу и презираю за то, что обидел, не оценил, оттолкнул. Вырвал тебя тогда из сердца, закопал сам себя.
Как долго я хотела услышать эти слова? Семь лет и целую вечность.
Я растворяюсь рядом с этим мужчиной, сливаюсь с ним в одно целое. Но как мне простить его за все, что было? Ведь такое не прощают. Или я ошибаюсь? Мое глупое сердце хочет верить каждому слову.
– Не думаю, что ты простишь меня так быстро, но я буду стараться.
– Как, Матвей?
Смотрю в его лицо, в нем столько сожаления и боли, что щемит сердце. Он снова гладит меня по волосам, пытается улыбнуться.
– Скажи только правду, Регина, чей это сын? Я ведь не поверю, что того парня в татуировках, хоть Костя показал на него и назвал отцом.
– Костя? – А вот теперь удивлена я. – Откуда ты знаешь, как его зовут? Как? Не понимаю.
– Наехал на его велосипед.
– Наехал? С ним все хорошо?
Снова вырываюсь из рук Матвея, надо срочно домой, проверить Костика, узнать, все ли с ним хорошо.
– Регина, успокойся, ничего не случилось, лишь поцарапанные колени, как у тебя семь лет назад. Скажи, мне важно знать.
Отвожу взгляд, думаю несколько секунд, чувствую, как Матвей с силой сжимает плечи.
– Он твой сын.
– Почему не сказала? – повышает голос, глаза сверкают злостью.
– Когда я должна была сказать? Прийти к вам на свадьбу и объявить? – кричу в лицо, выплескивая всю обиду и злость. – Ты сам сказал, что моя любовь — это мои проблемы, я не нужна была тебе, так бы и не нужен был ребенок. Он мой, только мой, и его отец погиб при восхождении на Эверест.
Снова плачу, эмоции бьют через край, с ним рядом так постоянно: все мои собранность и здравый смысл летят к чертям.
– Я имел право знать о сыне.
– Нет, у тебя есть жена, пусть она рожает хоть десять сыновей, наследников, как сказал твой тесть.
– Регина.
– Отпусти, мне надо идти.
– Нет.
Мужчина тяжело дышит, губы плотно сжаты, не знаю, что там у него в голове, но Жаров очень зол. Хотя на что я рассчитывала?
– Он мой сын и будет носить мою фамилию.
Непрошибаемый.
– Как ты себе это представляешь? Познакомься, милый, это твой папа, но у него есть жена и он будет приходить по субботам. Ты в своем уме? Я не позволю так обращаться со своим ребенком, сейчас он тебе нужен, а завтра – нет. Мы скоро уедем, Костя Левицкий – гражданин Италии, он там родился, там его дом, а у тебя есть свой.
Стало еще горше и обидней. Не за себя, за сына. Может быть, Матвей на самом деле был бы хорошим отцом. Если вспомнить, что говорил о его детстве Сергей, он бы никогда не бросил своего ребенка. Не знаю, правильно ли я поступила, но даже не представляю, что бы было, скажи я тогда ему о том, что жду ребенка.
– Вы уедете только со мной, я все улажу.
А вот теперь хочется смыться.
– Матвей, очнись, ты женат, а у меня есть жених.
– Свадьбы не бывать, даже не думай о ней, только через мой труп. Все будет хорошо, собирайся, пойдем знакомиться с сыном, а то я трахну тебя снова.
А вот это уже наглость, не знающая границ. Что вообще он себе позволяет?
– Мы никуда не пойдем, как ты представляешь это?
– Не усложняй, Регина, иди в ванную, давай быстрее, хочу видеть его.
– Жаров, нет!
– Вот так скажешь Серёже, когда он придет в следующий раз, а не скажешь, я переломаю ему ноги, чтоб не смог прийти.
Он невыносим. Совсем недавно Матвей просил прощения, мы ругались, я плакала, кричала, а вот сейчас он ставит условия и командует.
– Я пойду один, оставайся здесь.
Матвей быстро засобирался, вот уже надел белье и брюки, смотрит на рубашку с оторванными пуговицами, качает головой, из шкафа достает черную футболку. Мне ничего не остается делать, кроме как идти в ванную. Смотрю на себя в зеркало, волосы растрепаны, губы искусанные, в глазах блеск, на щеках дорожки от слез.
Умываюсь холодной водой, руки трясутся, надеваю платье, стирая влажным полотенцем стекающую по бедрам сперму. Не знаю, как отреагирует Костик на появление отца, но Жарова уже не остановить.
– Регина, пойдем.
– Давай не сегодня.
Выхожу в комнату, ищу свое белье, по коридору рассыпаны фрукты.
– Да, давай еще через семь лет. Ты готова?
– Нет.
– Иди ко мне, да не суетись.
Снова прижимает к себе, держит крепко, смотрит внимательно, ведет пальцами по скулам. Не могу сопротивляться, просто не получается, не сейчас, когда все так странно и непонятно.