не имеет никакого отношения. Все только моя инициатива, и вообще, она даже не знала, куда я собиралась! — бойко защищает старшую, чертовски сильно смахивая на задиристого воробья.

— Можно, я пойду? — Задорное выражение сменяется умоляющим взглядом, и того и, гляди, она сложит руки в молитвенном жесте. — Подожду около входа. Не буду больше вас задерживать…

Как ловко она меняет личины! Вот уже и изворотливой лисой выкручивается.

— Ты в театральный планируешь поступать после школы? — спрашиваю я, не удержавшись от колкости.

— Не-е-е-ет… — Девчонка, опешив, смотрит на меня. — В архитектурный, — медленно добавляет, на секунду зависает в прострации, а затем, стряхнув недоумение, вновь хмурит брови. — И вообще, это не ваше дело. Мы, вроде бы, разобрались? Все хорошо, ничего критического не случилось, значит, я могу идти, — так вкрадчиво констатирует факты и медленно, бочком пробирается к двери.

Э-э-э, нет, моя хорошая, не так быстро! Мы еще ничего не решили!

Ловлю девчонку за руку, резко дергаю на себя и, глядя в её широко распахнутые серые глаза, на дне которых маленькими воронками ураганов закручивается испуг, медленно, четко выговаривая каждое слово, выдаю ей свой вердикт, добавив жестко:

— Сядь и жди!

Она подчиняется. Шарахается от меня, как черт от ладана, стоит только мне отпустить её руку. Уходит в дальний угол и, присев на металлический стул, скрещивает руки на груди. Бросает на меня такие красноречивые взгляды, что так и хочется подойти и вымыть ей рот с мылом, потому что страшно даже услышать весь объем тех ярких эпитетов, что она мысленно шлет на мою голову.

Отхожу к парню за мониторами, просматриваю вместе с ним записи — все чисто и никакой «контрабанды». Милашка прошла в клуб вместе с девочками Элеоноры, она даже в списке есть — неплохо подготовилась.

— Ришка! — Взволнованный голос разносится по комнате в дуэте со звуком громко хлопающей о стену двери.

А ей идет вот такая растерянность!

Стоит на пороге, взъерошенная, недоумевающая. В глазах — пучина удивления и грудь так волнующе вздымается от неровного дыхания. Чистое лицо без единого грамма косметики и волосы, наспех собранные в небрежный хвост-петельку. Незатейливый наряд девочки-тинейджера и кеды, криво зашнурованный. Не знай я, что у нее за плечами уже имеется диплом о высшем образовании, с полной уверенностью запретил бы в баре наливать Занозе даже самые слабоалкогольные напитки.

— Привет! — разрушаю повисшую тишину.

— Какого хрена здесь творится? — отмирает моя наивность и мечет в меня гневные молнии.

Ну да, лучшая защита — нападение! И этот запал негодования ей тоже чертовски идет!

— Шумский, вам, простите, взрослых баб уже не хватает, вы к школьницам подкатываете?! А не боитесь за решетку загреметь, а?! За совращение малолетних?!

Боже, ураган «Катрина» в действие! Громы, молнии и предполагаемое цунами стыда, что должно накрыть меня с головой из-за раскаяния в совершенном преступлении. Какая же она все-таки забавная!

Улыбаюсь, продолжая стоять на месте, бесить своим спокойствием и разглядывать маленькую фурию.

— Ксю-у-у… — робко раздается из того угла, в котором сидит виновница данного стихийного бедствия, — поехали домой, а?

Обвиняющий взгляд медленно сползает с меня и достается подавшей голос девчонке. Заноза просто испепеляет ее, сжимая в тихой ярости кулачки.

— Для начала я вызову полицейский наряд и напишу жалобу на клуб, — продолжает гнуть свою праведную линию поборница правопорядка.

— Не советую, — произношу тихо, но с той толикой жесткости, которая красноречиво дает понять: не в их интересах поднимать шумиху. — Пострадаете от этого вы: незаконное проникновение на частную территорию, занятие проституцией, нахождение несовершеннолетнего в неположенном месте в столь поздний час… Продолжить? Или достаточно?

Вновь минутная тишина — и искры возмущения электрическим треском заполняют пространство между нами. Одним широким шагом сокращаю его до минимума, нависаю над Занозой, вдыхая полной грудью фруктово-игристый аромат. Он щекочет нос и вырывает из закоулков памяти жаркие фрагменты наших встреч. По телу пробегает разряд желания. Желания впечатать ее своим телом в ближайшую стену, зарыться ладонями в шелк светлых волос и жадным поцелуем стереть с лица необоснованное негодование.

— Думаю, достаточно, — цежу сквозь крепко стиснутые зубы. — У твоего отца и так достаточно проблем, чтобы навешивать на него еще и эту.

Она медленно кивает, соглашаясь со мной, и отступает.

— Вот и умница! — Касаюсь пальцами прядки волос, подцепляю ее и убираю за ушко, прохожусь по четко очерченной скуле, беру Занозу за подбородок, заставляя её смотреть четко мне в глаза. — Жду тебя в понедельник к одиннадцати утра. Без опозданий.

Она молчит, но по глазам вижу: не посмеет ослушаться.

Чуть подаюсь вперёд, склоняю голову, касаясь губами ее бархатной щеки.

— К контракту будет дополнение.

Целую в лоб и отпускаю, отступив на шаг.

Лишь буркнув на прощание что-то нечленораздельное, она хватает за руку робко подошедшую к ней сестру, резко разворачивается и уходит, гордо вскинув голову.

— И я очень рад нашему взаимопониманию! — усмехнувшись, шлю ей вслед волны позитива.

Громко захлопнувшаяся за их спинами дверь служит мне красноречивым ответом и пламенным посылом прогуляться по всем известному маршруту.

Глава 18

*Ксения*

Стиснув зубы до противного скрежета, размашисто шагаю к выходу из этого гадюшника. Злость бушует во мне адским пламенем, и я лишь крепче сдавливаю запястье сестры, волоча ее за собой по лабиринтам полутемных коридоров.

На воздух! Мне нужно скорее выбраться на улицу, вдохнуть поглубже остывший ночной воздух и громко-громко проораться, иначе я просто взорвусь. Когда ехала в клуб, молилась лишь об одном, чтобы с Ришкой ничего не случилось, сейчас же готова сама лично задушить ее!

— Прости… — пробивается сквозь гул в ушах и барабанную дробь в голове еле слышный голос раскаивающейся сестры.

Я молчу. Просто иду вперед почти, не разбирая пути, повинуясь какой-то внутренней путеводной ниточке, что спешно тянет меня подальше отсюда.

— Ксюш, — продолжает она, — ну, прости меня, пожалуйста…

Наваливаюсь плечом на массивное дверное полотно, дергаю ручку вниз, и мы с шумом вываливаемся на улицу. Быстро оглядываюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве и понять, где оставила автомобиль. Еще несколько метров молчаливого напористого движения, и я, открыв пассажирскую дверцу, с грозным рыком разъяренной львицы командую:

— Сядь, пристегнись и молчи! Лучше молчи!

Ей хватает ума четко выполнить все указания и не подливать масла в и без того бушующее пламя моего негодования. Громко хлопаю дверцей, надеясь хотя бы на ней оставить часть своей злости. Не помогает.

Обхожу капот и усаживаюсь за руль, пальцами обвиваю его оплетку, сжимая её до побелевших костяшек, и бесцельно взираю в лобовое стекло. Там темнота ночи раскрашена яркими огнями