— Я неважно себя чувствую, — уныло ответила пациентка.

— Что вас беспокоит?

— У меня все давит и тянет. Опять нарос отек, — начала жаловаться пациентка.

— Вы можете хотя бы прислать фотографии, чтобы я посмотрела, все ли в порядке? — поинтересовалась я мягким голосом.

— Да, сейчас муж сфотографирует, он только вернулся с работы, — тихо ответила пациентка.

— Хорошо, я очень жду эти снимки. Посмотрю и перезвоню вам.

Через 15 минут я рассматривала ее фотографии плохого качества у себя на смартфоне, и душа у меня холодела. У пациентки была напряженная двухсторонняя гематома в области лица. Сиреневыми были виски, щеки, шея и область за ушами с двух сторон. Это были не просто синяки, пропитывание кровью тканей кожи, это были именно гематомы, свободное скопление крови и ее сгустков под кожными лоскутами, миллилитров по 200–300 с каждой стороны. Именно это ограничивало подвижность шеи и создавало ощущение наросшего отека.

Но самое неприятно было в том, что в местах наибольшего натяжения кожи — за ушами и на шее — я видела явные признаки нарушения кровоснабжения. Эти участки были пугающе серого цвета, говорящего о том, что ткани здесь погибли. Это называется страшным словом «некроз», от которого у любого хирурга по спине пробегает холод. Вопрос: «Неужели саму пациентку не беспокоит эта ситуация? Как можно с такой гематомой оставаться дома и не обращаться за помощью к врачу?»

— Татьяна Михайловна, это Авдошенко. Я посмотрела ваши фотографии, — начала я разговор, — как давно у вас это возникло?

— В пятницу по дороге домой внутри, под кожей словно что-то треснуло, и стал нарастать отек, а как приехали домой, он стал таким большим, что мне сложно было поворачивать голову. У меня болела голова, поднялось давление, но я таблетками справилась. Синяки стала мазать гепариновой мазью. Сейчас уже полегче, — рассказывала мне женщина спокойным, почти обреченным тоном.

— Почему же вы сразу не позвонили мне? Почему не приехали на осмотр в понедельник? — не смогла я скрыть свое удивление и негодование.

— Я неважно себя чувствовала, — ровным голосом, без тени волнения ответила женщина. Она просто не представляет пока, чем обернется для нее ее непослушание и безразличие к возникшей ситуации.

— Татьяна Михайловна, у вас большая гематома с двух сторон лица. Вам срочно нужно вернуться в клинику, чтобы я убрала сгустки крови и остановила кровотечение.

— Я не могу сейчас приехать. Уже поздно, да и далеко мы, — все так же спокойно, можно сказать даже безучастно ответила пациентка.

— Вы не понимаете всю серьезность ситуации. Такая гематома сама по себе не рассосется, кроме того, уже страдает кровоснабжение кожи, есть участки, которые могут погибнуть из-за избыточного натяжения. Вам нужно как можно скорее приехать ко мне, — пыталась достучаться я до сознательности женщины.

— Нет, сейчас я никуда не поеду, завтра утром муж работает, отвезти меня не сможет. Можно я вам завтра еще отправлю фотографии. Может, все не так уж и плохо? — уже вполне уверенным тоном заявила пациентка.

Ну что я могу сделать в такой ситуации? Моя любимая фраза: каждый человек — кузнец своего счастья. Если пациентке настолько не важно состояние ее будущего лица, почему я так волнуюсь и переживаю за нее? А я вам скажу почему! Ее новое лицо — это плод моего труда, моих стараний, я потратила шесть часов своего времени, стоя на ногах в компрессионных чулках, не отрывалась ни на минуту, не выходила в туалет, не ела, только оперировала, делая ее лицо более молодым. И да, мне жалко свой труд! Эта пациентка своей несознательностью перечеркнула всю проделанную работу! Кроме того, я очень хорошо представляю, чем это все закончится, какие катастрофические эстетические последствия ее ждут. Но я ничего не могу сделать, если пациент сам не жаждет спасения. Я посетовала Екатерине на пациентку и сказала, что готова посмотреть ее в любой момент.

В шесть часов вечера следующего дня Кате на телефон прилетели новые фотографии, на которых я не увидела ничего ободряющего: щеки еще больше прокрашивались гемосидерином (пигментом крови) и становились коричнево-сиреневыми, кожа за ушами и под нижней челюстью выглядела нежизнеспособной. Я уныло взирала на экран телефона и снова набрала номер пациентки.

— Алло, — раздался в трубке спокойный голос. Только сейчас он мне не казался спокойным, я бы назвала его безучастным, и это злило.

— Добрый вечер, Татьяна Михайловна. Как ваше самочувствие? — поинтересовалась я скорее для проформы, так как знала, что наверняка ничего не изменилось.

— Получше, — ответила женщина.

— Я настаиваю на том, что вам надо приехать в клинику и выпустить гематому, — завела я разговор.

— Нет, я не приеду. Мне уже лучше. Да и поздно уже, куда я поеду, — практически безапелляционно заявила пациентка.

— Послушайте, я завтра улетаю на конференцию на неделю, если мы не выпустим гематому, последствия будут катастрофическими, — предъявила я свой последний аргумент. Моя собеседница молчала.

По счастью, на заднем плане я услышала глухой мужской голос, он поинтересовался: «Кто это?» Пациентка, вероятно, прикрыв трубку рукой, начала сбивчиво объяснять, кто отвлекает ее от приготовления ужина. Став невольной слушательницей их разговора, я мысленно подбирала наиболее убедительные слова, чтобы все-таки заманить пациентку на осмотр. Вдруг в трубке раздалось сопение, и мужской голос произнес: «Здравствуйте. Что там у нее произошло?»

И я с новой силой принялась объяснять ситуацию и убеждать в необходимости моего осмотра и проведения ревизии раны. Причем как можно скорее. Мужчина выслушал мои доводы и ответил:

— Мы завтра утром приедем.

— Сегодня! — отрезала я. — Услышьте меня! Завтра в семь утра я улетаю на конференцию, в аэропорту мне надо быть не позднее пяти часов, но я хочу посмотреть вас сама и провести операцию, удалить гематому хочу сама и ради этого приеду в клинику даже ночью накануне вылета. Неужели этого недостаточно, чтобы понять, что ситуация слишком серьезная?!

— Я понял, мы будем не раньше полуночи, — ответил мужчина.

— Хорошо, встречаемся у входа в Институт, — устало выдохнула я. Было ощущение, что я в одиночку разгрузила вагон угля.

Через шесть часов такси доставило меня к клинике. Опять ночь, Ольховская улица и родной козырек над входом. У дверей я увидела две темные фигуры, которые просто стояли рядом словно не были знакомы.

Я вышла из машины, водитель выгрузил мой огромный чемодан ярко-зеленого цвета и, попрощавшись, умчался в ночь. Надо было видеть глаза этих двоих, когда я поднималась по ступеням крыльца, таща свой багаж, вероятно, они до конца не верили в то, что я не шутила.

— Здравствуйте, — постаралась я улыбнуться.

В ответ оба сухо кивнули, и мы вошли в клинику. В лифте я старалась ненавязчиво рассмотреть эту пару. Красивая женщина средних лет в тонком шелковом платке пастельных тонов, свободно завязанном на голливудский манер, хоть сейчас в кабриолет. Контур век был красиво подчеркнут сиреневыми полосками послеоперационных кровоподтеков, иной раз стрелку так изящно не нарисуешь. Идеальные губы графично прорисованы помадой цвета фуксии. Ее спутник был выше на две головы, богатырского телосложения. Крупные черты лица и тяжелые нависающие брови делали лицо угрюмым, но добрым. От мужчины веяло силой и спокойствием.