Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С любовью,
P.S. Я все повторяю твои слова о том, что именно мы – авторы собственной жизни. Ни разу еще я не слышала, чтобы эту мысль выразили так просто и ясно. Я всегда буду вспоминать эту маленькую мудрость, особенно в дождливые дни.
Я кладу письма в маленькую корзинку, куда прячу все найденные мною конверты. Интересно, почему Руби оставила для меня именно эти письма? Видимо, она хотела сообщить мне что-то важное. Что-то такое, о чем не смогла рассказать при жизни. Я в задумчивости прислоняюсь к изголовью кровати. «Операция “Сестры”». Может, Руби имела в виду нас с Эми? Возможно, потерпев неудачу с собственной сестрой, она надеялась, что уж нам-то удастся сохранить отношения? Или же она пытается донести до меня что-то очень личное, не предназначенное для посторонних глаз? Мне вспоминаются слова Маргарет: Всякий раз, когда удача поворачивается к тебе спиной, а события складываются вовсе не так, как хотелось бы, важно помнить, что только ты являешься автором собственной истории. Ты можешь писать ее так, как тебе вздумается, включая в нее каких угодно персонажей. Она может быть счастливой или печальной, а порой и просто трагической. В любом случае выбирать тебе.
Эта мысль еще долго не дает мне покоя. Я вспоминаю свой нью-йоркский офис, Артура и всех тех, кто работает в нашем департаменте. Мне представляется, как все они сидят за столом в конференц-зале. Я тоже сижу среди них, с холодным, напряженным выражением лица. Сердце мое начинает биться быстрее, когда я понимаю, что это вовсе не та счастливая история, о которой упоминала Маргарет. Совсем не такую историю я хотела бы сочинить для себя. Я вытаскиваю очередную таблетку от давления и запиваю ее водой. «Руби? – шепчу я в пространство. – Ты здесь? Ты меня слышишь? Я бы хотела переписать свою историю, вот только не знаю, как мне это сделать».
Во вторник в половине десятого утра я стою перед домом Мэй Магнусон и с верхней ступеньки обозреваю этот массивный особняк с ионическими колоннами, которые тут же напоминают мне о Белом доме. Живая изгородь из самшита обрамляет ухоженный сад, в котором пышно цветет бальзамин. Этот красивый цветок я люблю с детства. Руби тоже высаживала бальзамин в керамические горшки перед своим магазином. Вздохнув, я нажимаю на кнопку звонка. При звуке чьих-то шагов мое сердце начинает биться быстрее.
Дверь открывается, и я вижу молодую женщину.
– Вы, должно быть, Джун, – деловито замечает она. – Я – Керри, личный помощник мисс Магнусон.
– Да, здравствуйте. – Я прохожу за ней в просторный вестибюль.
Женщина ведет меня в комнату, которая находится в противоположном конце коридора.
– Прошу вас, присаживайтесь. Мисс Магнусон у себя в кабинете. Она присоединится к вам буквально через минуту. – Керри по-прежнему держится со мной с холодной любезностью. – Принести вам чашечку кофе?
– Нет, спасибо, – отвечаю я.
Она уходит, а я начинаю разглядывать комнату. У дальней стены высится камин. Над ним висит семейный портрет: мужчина в строгом костюме, темноволосая женщина в изысканном наряде и их маленькая дочь. На лицах – ни проблеска улыбки. Перед мужчиной сидит терьер. И даже пес выглядит чопорно-официальным.
На кофейном столике я вижу хрустальную вазу с лилиями и останавливаюсь, чтобы полюбоваться цветами.
– Мама любит лилии, – раздается женский голос сзади. – Они стоят во всех комнатах.
Я быстро поворачиваюсь и вижу в дверях женщину средних лет. Строгий брючный костюм подчеркивает стройную фигуру. Аккуратная, без изысков, стрижка до плеч. Единственным украшением может считаться пестрый шарф, повязанный вокруг шеи.
– Ваша мать живет здесь же, с вами?
– Да. – В голосе Мэй звучит легкая настороженность, как будто она ждет от меня подвоха. Она кивает на стул, приглашая меня присесть, а сама устраивается напротив на диване. Ваза с лилиями стоит между нами хрустальным щитом.
– Для своих восьмидесяти трех мама в хорошей форме. Она по-прежнему много двигается, только теперь в сопровождении медсестры. – Мэй выравнивает на столике стопку журналов. – И мама любит, чтобы все было в идеальном порядке.
Я вспоминаю собственную мать. Всю жизнь меня раздражали ее легкомыслие и безалаберность, но в свете этой чопорности я готова простить ей все прошлые грехи.
– Признаться, – продолжает Мэй, – ваше письмо стало для меня большим сюрпризом.
– Вот как? – осторожно замечаю я.
Она кивает.
– Разумеется, я слышала о смерти Руби и хочу выразить вам свои искренние сожаления.
В ее взгляде светится доброта, но выражение лица остается таким же холодным и отстраненным.
– Спасибо.
– Джун, – говорит она, – что именно вам известно о прошлом вашей тети?
– Ну, – отвечаю я с некоторой нервозностью, – я знаю, что Руби и ваш отец были…
– Любовниками, – дополняет она ровным тоном. – Да, это правда.
В комнате воцаряется неловкое молчание. Очевидно, что для Мэй это по-прежнему больная тема. Внезапно я вижу ее такой, какой она была в далеком 1946 году: маленькая девочка с косичками, оказавшаяся заложницей этой невольной семейной драмы.
– Мать это просто убило, – со вздохом продолжает Мэй. – То, что они поддерживали отношения все эти годы. Она часто приезжала к магазину и парковалась напротив. Я обычно сидела на заднем сиденье. Мама просто пыталась понять, что же есть в вашей тете такого, чего нет в ней самой. К счастью, потеря памяти облегчила ей это бремя. Единственный плюс старческого слабоумия.
Видно, что в Мэй еще не утихла пережитая боль. Я решаю пока помолчать и просто послушать.
– Мне было тринадцать, когда меня стали мучить сомнения. Я спросила у мамы, и она обо всем мне рассказала. Она даже не пыталась сдержать гнев, осыпая вашу тетю разными вульгарными эпитетами. – Мэй снова вздыхает. – Все свое свободное время папа проводил в книжном магазине. Это было, так сказать, их любовным гнездышком. Ну а наша семейная жизнь превратилась для него… в чистую формальность.
– Простите, – говорю я. – Ничего подобного я и предположить не могла.
Рассказ Мэй бросает тень на ту чудесную любовную историю, которую я успела вообразить. Возможно, у каждой большой любви есть темная сторона. Глубокие чувства неотделимы от глубоких страданий.
– Мне всегда хотелось понять, что же такого чудесного в этой «Синей птице», что папа пропадает там днем и ночью. – Глаза у Мэй затуманиваются, как будто она вот-вот расплачется. – До сих пор помню один свой день рождения. Мне как раз исполнилось десять лет. Сами знаете, в таком возрасте детям очень нужен папа. Мама приготовила нам роскошный ужин с шоколадным тортом на десерт. Мы ждали, еда совсем остыла, но папа так и не пришел. Конечно, на следующий день он принес мне подарок, но знаете… Мне было так обидно.