Кстати, д-р Джонсон тоже непосредственно не пинал камня. Человек — это разум, а не тело. Д-р Джонсон, который провёл этот эксперимент, был разумом, и этот разум непосредственно воздействовал всего лишь на несколько нервов, которые передали сигнал мускулам, а они привели в движение его ногу в направлении камня. Вскоре после этого д-р Джонсон ощутил, что камень «оказал ответное воздействие», но опять лишь косвенно, после того как удар создал определённое давление в его ботинке, потом в его коже, а потом привёл к появлению электрических импульсов в его нервах и т. д. Разум д-ра Джонсона, как и разум Галилея и разум любого другого человека, «воздействовал» на нервы, «получал от них ответное воздействие» и делал вывод о существовании и свойствах реальности, основываясь исключительно на этих взаимодействиях. Какой вывод относительно реальности имел право сделать д-р Джонсон, зависит от того, какое наилучшее объяснение он мог дать произошедшему. Например, если бы ему показалось, что ощущение зависит только от вытягивания ноги, а не от внешних факторов, то он, возможно, счёл бы это свойством своей ноги или только своего разума. Возможно, он страдал от болезни, которая проявлялась в ощущении отдачи, когда бы он ни вытягивал ногу определённым образом. Но в действительности отдача зависела от того, что делал камень, например, от того находился ли он в определённом месте, что, в свою очередь, было связано с другими действиями, производимыми камнем, например, с тем, что он если был видим или воздействовал на других людей, которые его пинали. Д-р Джонсон ощущал, что эти действия автономны (независимы от него) и достаточно сложны. Следовательно, объяснение реалистов, почему камень даёт ощущение отдачи, включает в себя сложную историю о чём-то автономном. Но и объяснение солипсистов содержит то же самое. В действительности любое объяснение явления отскока ноги — обязательно «сложная история о чём-то автономном». В сущности, оно должно быть историей камня. Солипсист назвал бы его камнем из сна, но, не считая этого названия, истории солипсиста и реалиста имели бы один и тот же сценарий.

В главе 2 разговор о тенях и параллельных вселенных вращался вокруг вопроса о том, что существует, а что нет, и, неявно, о том, что считать доказательством существования, а что нет. Я воспользовался критерием д-ра Джонсона. Вернёмся к зоне X на экране, изображённом на рис. 2.7. Эта область освещена при двух открытых щелях, но становится тёмной, когда открывают ещё две щели. Я сказал, что «неизбежен» вывод о том, что через вторую пару щелей должно проходить что-то, что мешает свету, проходящему через первую пару щелей, достигнуть зоны X. Это не является логически неизбежным, поскольку, если бы мы не искали объяснений, мы просто могли бы сказать, что фотоны, которые мы видим, ведут себя так, словно нечто, проходящее через вторую пару щелей, отклонило траекторию их движения, но на самом деле этого нечто там нет. Точно также д-р Джонсон мог сказать, что он почувствовал отскок ноги, словно от камня, но на самом деле там ничего не было. Инквизиция утверждала, что мы видим движение планет таким, словно и они, и Земля находятся на орбитах вокруг Солнца, но на самом деле они движутся вокруг неподвижной Земли. Но если наша цель — объяснить движение планет или движение фотонов, то мы должны сделать то же самое, что сделал д-р Джонсон. Мы должны принять методологическое правило, что если что-то ведёт себя так, словно оно существует, оказывая ответное воздействие, то это следует рассматривать как доказательство его существования. Теневые фотоны оказывают воздействие, интерферируя с реальными фотонами, — значит, теневые фотоны существуют.

Можем ли мы подобным образом сделать вывод из критерия д-ра Джонсона, что «планеты движутся так, словно их толкают ангелы, а, следовательно, ангелы существуют»? Нет, но только потому, что у нас есть объяснение лучше. Нельзя сказать, что ангельская теория движения планет полностью лишена достоинств. Она объясняет, почему планеты движутся независимо от небесной сферы, и это действительно поднимает её над солипсизмом. Но она не объясняет, почему ангелы толкают планеты по данному набору орбит, а не по какому-то другому, или, в частности, почему они должны толкать планеты именно так, как будто их движение определяется кривизной пространства и времени, как описывается во всех подробностях универсальными законами общей теории относительности. Вот почему теория ангелов как объяснение не может конкурировать с теориями современной физики.

Подобным же образом постулировать, что ангелы проходят через вторую пару щелей и отклоняют наши фотоны, будет лучше, чем не сказать ничего. Но мы можем сделать ещё лучше. Мы точно знаем, как эти ангелы должны вести себя: совсем как фотоны. Таким образом, у нас есть выбор между объяснением, основанным на невидимых ангелах, притворяющихся фотонами, и объяснением, основанным на невидимых фотонах. Последний вариант безусловно предпочтителен ввиду отсутствия независимого объяснения, почему ангелы должны притворяться фотонами.

Мы не чувствуем присутствия своих партнёров-двойников в других вселенных. Точно так же инквизиторы не чувствовали, что Земля под их ногами движется. И всё-таки она движется! Теперь рассмотрим, что бы мы чувствовали, если бы существовали во множестве копий, взаимодействуя только через невоспринимаемо слабые эффекты квантовой интерференции. Это эквивалентно тому, что делал Галилей, когда анализировал, как бы мы почувствовали Землю, если бы она двигалась в соответствии с гелиоцентрической теорией. Он открыл, что движение было бы неощутимо. Но, возможно, слово «неощутимо» в данном случае не совсем уместно. Ни движение Земли, ни присутствие параллельных вселенных невозможно ощутить непосредственно, но нельзя ощутить и ничего другого (кроме, пожалуй, лишь своего собственного существования, если справедлив аргумент Декарта). Но и то и другое ощутимо в том смысле, что имеет место «ответное воздействие» на нас, если для изучения мы применяем научные инструменты. Мы видим, как маятник Фуко раскачивается в плоскости, которая, как нам кажется, постепенно поворачивается, показывая тем самым вращение Земли. Мы можем обнаружить фотоны, которые отклонились из-за интерференции со своими партнёрами из другой вселенной. И то, что чувства, с которыми мы родились, не приспособлены ощущать всё это «непосредственно», — всего лишь случайный результат эволюции.

Не сила ответной реакции делает неоспоримой теорию о существовании этих вещей. Важна роль, которую играет такая теория в объяснениях. Я уже приводил примеры из физики, когда едва заметная «реакция» приводила нас к грандиозным выводам относительно реальности, потому что других объяснений у нас не было. Может случиться и обратное: если среди конкурирующих объяснений нет определённого победителя, то даже очень сильный «пинок» может не убедить нас в том, что предполагаемый источник обладает независимой реальностью. Например, однажды вы можете увидеть, что на вас напали ужасные чудовища — а потом вы проснётесь. Даже если объяснение, которое они породили в вашем разуме, кажется адекватным, всё равно нерационально делать вывод о существовании таких чудовищ в физическом мире. Если, идя по оживлённой улице, вы почувствовали внезапную боль в плече и, оглянувшись, не обнаружили ничего, что объяснило бы эту боль, то, возможно, вам бы захотелось узнать, была ли боль вызвана подсознательной частью вашего разума, вашим телом или чем-то внешним. Вы можете допустить, что какой-то спрятавшийся негодяй выстрелил в вас из пневматического ружья, но не прийти к выводу о реальном существовании этого человека. Но если бы вы увидели катящуюся по тротуару дробинку от пневматического ружья, то могли бы заключить, что ни одно объяснение не решает задачу лучше, чем объяснение с пневматическим ружьём, и в таком случае вы бы приняли это объяснение. Другими словами, предварительно вы высказали бы догадку о существовании человека, которого не видели и могли не видеть никогда, из-за его роли в наилучшем (из имеющихся у вас) объяснении. Ясно, что теория существования такого человека не является логическим следствием результата наблюдений (в качестве которого в данном случае выступает отдельное наблюдение). Кроме того, эта теория не принимает форму «индуктивного обобщения» в том смысле, что вы получите тот же самый результат, если повторите тот же самый эксперимент. Эту теорию также нельзя проверить экспериментально: эксперимент не может доказать отсутствие спрятавшегося стрелка. Несмотря на всё это, чрезвычайно убедительным доводом в пользу этой теории стало бы то, что она представляет собой наилучшее объяснение.