Даниэль явился в пятницу аккурат к обеду, когда слуги уже накрыли длинный стол в большой гостиной на первом этаже.

Познакомившись с Жалмой, женщиной позднего среднего возраста с глубоко посаженными глазами и понурым лицом, он поспешил начать беседу с главного − того, что их объединяло.

Он узнал, что Жалма с уважением относится к людям, которые разбираются в лошадях и мечтают о том, чтобы по ее примеру заняться их разведением. В основном вся их беседа и вертелась вокруг «лошадиных» тем. Однако Жалма не забыла поблагодарить его за чудесное спасение дочери и как бы невзначай поинтересовалась о финансовом состоянии его семьи. Даниэль вскользь упомянул о хлебной лавке, которую держит его мать, и подтвердил свои слова о том, что возвращаться домой пока не спешит. Также он не стал называть ни точного адреса, ни местоположения своего дома, чтобы, не дай бог, смышленая Жалма не надумала навести о нем справки.

За все время обеда он ни разу не притронулся к еде, которой обильно был заставлен стол. На все попытки Блес соблазнить его уникальной для местных широт редкой икрой белой рыбы и древним изысканным вином он отвечал, что накануне отравился перебродившим элем и заставить себя проглотить даже ложку хоть какого яства сейчас не может. Это вызвало недовольство ее матери. Ну что ж, поделать с этим он ничего не мог. Разве что извинился в который раз, когда покидал гостеприимных хозяев. Как только дверь за ним захлопнулась, Жалма повернулась к дочери и с назиданием сказала:

− Кого ты привела к нам в дом, Блес? Несчастного скитальца, потерявшего свое место под солнцем?

– Мама, он не мог оставаться дома…

– Он слишком молод для таких путешествий.

– Может, слишком смел?

– К тому же он простолюдин и голодранец. У него ни гроша за душой! Я не могу позволить своей дочери встречаться с таким человеком.

− Мама, ты забываешь, что он спас мне жизнь, − возразила девушка.

− Да, но это не значит, что теперь ты обязана выйти за него замуж.

− Замуж? С чего ты взяла, что я хочу за него замуж?

− Я вижу это по твоим глазам.

− Ты видишь, что я хочу замуж? − Блес усмехнулась. − Интересно, что ты еще там видишь?

− Глупость. Несусветную девичью глупость, которой раньше ты не отличалась! Как ты могла попасться в его сети?

− Вот то, что ты говоришь сейчас, мама, это действительно глупо.

− Он околдовал тебя, Блес! Всему виной его глаза. Я видела, как ты смотрела на него.

− И как же я смотрела на него?

− С восхищением!

− Не знаю… может быть. Но что в этом ужасного? Да, он не красавец, не богач…

− Вот именно. Как смог он окрутить тебя, ума не приложу! Такое не удавалось ни Фелу, ни Северьяну, а уж красотой и богатством ни один из них не был обделен. Я хотела бы услышать от тебя ответ, дочь. Скажи мне, что в нем такого, что ты не сводишь с него глаз, жадно хватаешь каждое его слово и улыбаешься любой ерунде, которая слетает с его уст? Что ты нашла в нем, Блес?

− Просто… просто…

− Ну?

− Он особенный, − янтарные глаза не врали.

− Особенный? Ты хочешь сказать, что молодой? Молодой и смелый? О, господи, неужели тебе с ним интересно?

− Интересно. Он не такой, как все. И ему есть, к чему стремиться. В других я этого не видела.

Взгляд, который запомнила мать Блес, зачарованный взгляд ее единственной дочери, был предтечей необратимой трагедии, постигшей семью Като некоторое время спустя. Но уже в этот день предчувствие ее зародилось в сердце Жалмы.

Даниэлю потребовалось две недели, чтобы окончательно влюбить в себя девушку. То, с какой легкостью ему это удалось, его безмерно удивило, но не ввело в эйфорию. Он всегда помнил о своем проклятии. Безусловно, магическое обольщение подпитывалось еще и ее доверчивостью (привет, ненавистная Жалма!), и девичьей простотой, ведь Блес до встречи с ним была невинна.

«Она − мой незаслуженный подарок судьбы, шанс на спасение моей черной души. Она должна принадлежать мне без остатка!» − решил вампир и уничтожил в ней последние очаги сопротивления.

Проживая день за днем, вспоминая прошлое и думая о будущем, выходя на охоту и насыщаясь, мечтая о Блес и прячась от самого себя, Даниэль постоянно открывал в себе новые способности. Они уже не пугали его так, как раньше, нарушая привычное сердцебиение и даря ощущение прикосновения к волшебству, а вызывали лишь легкую улыбку с налетом превосходства. И это еще раз доказывало: возможности, которые открылись ему после встречи с таинственным старцем, были безграничны. И он сам не знал их предела.

Спустя месяц после первой встречи Даниэль и Блес поженились, и вампир поселился в доме на реке.

Первые подозрения у матери Блес появились, когда стали умирать лошади. За неполные два месяца поголовье породистых скакунов сократилось почти вдвое. Вызванный Жалмой ветеринар констатировал у всех животных обширный инфаркт и предположил, что причиной его мог стать внезапный нервный стресс, который лошади испытали перед смертью.

Другими словами, дьявольский испуг сразил бедняг. Жалма задалась вопросом: кто же мог до такой степени их напугать?

Вроде бы ответ был очевиден: волки, забредшие из близлежащего леса, учуяли добычу. Но тогда возникал следующий вопрос: почему они не съели лошадей?

Нет, решила Жалма, волки здесь ни при чем. Она вспомнила, как однажды стала свидетелем немой сцены.

Рано утром Франко выбрал из стойла одного племенного жеребца и попытался оседлать его. Но от одного прикосновения руки нового хозяина бедное животное так испугалось, что потеряло равновесие. А потом завалилось на бок и рухнуло без чувств. Вечером того же дня несчастный жеребец скончался.

После этого случая раз в неделю в доме на реке обязательно умирал один породистый скакун. А в худую неделю − двое.

Приглашенные знахари лишь разводили руками и твердили, что это происки нечистой силы, но изгнать ее не могли.

Когда терпение Жалмы лопнуло, она устроила очередной скандал с попыткой выдворения Франко из дома. Однако Блес поставила перед матерью условие − если уйдет он, то уйдет и она.

Жалма говорила, что ее муж есть зло, и что он завладел ее разумом, воспользовавшись секретами магии, каким-то образом ставшей ему доступной. Она называла его проклятым колдуном, лишившим ее всего, что она заработала за всю жизнь. Но на расставание с дочерью пойти была еще не готова.