Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тарсес сел.
Там, улыбаясь, стояла девушка. Высокая, стройная, с коротко стриженными каштановыми волосами и довольно крупным носом, который так не вязался с ее тонкими чертами. Она носила короткую красную мантию поверх коричневого облегающего комбинезона, и Тарсесу было видно, что ее штекирование находится на зачаточном уровне.
— Ты кто? — спросил он.
— Извиняюсь, модерати. Я Фейрика, фамулюс принцепса Принцхорна. Я не вовремя?
— Я не одет, — ответил Тарсес и потянулся за вещами. — Как ты вошла? Дверь была заперта.
Фейрика покачала висящим на шее кулоном-пропуском в виде шестеренки:
— Все двери в Антиуме для меня открыты, сэр.
— Повезло тебе, — сказал Тарсес, застегивая мантию. Затем посмотрел на нее: — Входи.
— Благодарю, модерати, — произнесла девушка и переступила порог. — Итак, наводите справки о новом принцепсе? — спросила она нейтрально.
— Я предпочитаю знать, с кем мне предстоит воевать, — ответил Тарсес.
— Интересно. Размышление: вы воспринимаете Принцхорна как противника?
— Я этого не говорил. Принцхорн станет моим принцепсом. Этого достаточно.
— Но он вам не нравится?
— Это что? Допрос? Я считаю его тем, кем считаю.
Фейрика пожала плечами:
— Справедливо. Ему тоже не до вас.
— В самом деле?
— И мне тоже.
— Даже так?
— Ты слабак, Тарсес. Ты убил магоса. Никакого самоконтроля. Это — слабость.
— Ты так думаешь, фамулюс? — уточнил Тарсес.
Она помотала головой:
— Я это знаю.
Тарсес откинулся назад на койку.
— Я смотрю, фамулюс, ты не особенно стремишься завоевать мое расположение.
Фейрика широко улыбнулась.
— Мне на него плевать, — ответила она. Посмотрела на икону Механикус, висящую на стене, и поклонилась.
— Император защитит, — пробормотал Тарсес.
— Император? — резко переспросила она.
— Конечно.
— Вы, очевидно, хотели сказать «Омниссия», модерати?
— Я хотел сказать то, что сказал. Они — одно, не так ли?
— Нет, — возразила она и уставилась на Тарсеса. Шутливая улыбка сползла у нее с лица. — Я разочарована, что вы из новых.
— Из кого?
— Новых. Это ваши личные взгляды или все служители Легио Инвикта верят, что Омниссия и Бог-Император ― одно и то же?
— Конечно все, — ответил он.
— А, — сказала она.
— А ты нет? — спросил Тарсес.
Он устал и не имел никакого желания вступать в словесную перепалку со всякими спесивыми и самоуверенными фамулюсами. Идеологический раскол прятался под поверхностью верований Культа Механикус многие века. Те адепты, кто был особенно обеспокоен его последствиями, иногда называли его Схизмой. В узких кругах некоторых из главных Кузниц над этим вопросом ломали копья и головы советы магосов, но в повседневной, обычной жизни его чаще всего обходили стороной и считали делом личных убеждений. Общепринятым было считать, что Деус Механикус — Машинный Бог и Бог-Император Человечества — суть аспекты одной божественной сущности, от которой берут начало все машинные духи.
— Я — нет, — ответила Фейрика, словно наслаждаясь его раздражением. — Магосы Кузницы Ореста приучены относиться к ним как к отдельным сущностям.
Тарсес пожал плечами:
— Я слышал, что некоторые молодые Кузницы придерживаются этой философии, но союз Механикус и Империума зиждется на слепой вере в Бога-Императора.
— Возможно, — сказала она, — но он не мой бог.
Повисла долгая пауза.
— Что ж, благодарю, что поделилась своим мнением, фамулюс, — сказал Тарсес. — Вопрос: что-то еще?
Она кивнула:
— Последняя часть. Мне нужно ваше подтверждение вот на этом.
Она отцепила от пояса инфопланшет и передала Тарсесу.
— Что это?
— Заказ на переоборудование «Виктрикс» в дополнение к тем работам, что уже производятся. Как модерати, вы должны его заверить.
Тарсес изучил планшет.
— Это заказ на установку новой системы ауспика.
— Да.
— В этом нет необходимости. Я уже объяснил Принцхорну.
— Принцепс считает, что необходимость есть, и настаивает на замене.
— Черт побери, это растянет график ремонта!
— Всего на два дня.
— У нас нет двух дней, — произнес Тарсес. — Этот заказ — пустая трата времени.
— Вы так и скажете принцепсу? — спросила она. — Уверяю вас, пустой тратой времени будет только ваша задержка с подтверждением.
Тарсес нахмурился, затем выдвинул стило и расписался на планшете.
>
За Городом-губкой, за старым ульем Аргентум, на задымленной равнине обогатительного пояса, они обработали свои раны и попытались идти дальше. Пелена дыма от горящих скважин висела, словно жидкий туман, подсвеченный болезненно-желтым светом, и ядовито вздымалась всякий раз, как усиливался дождь или поднимался ветер. Они держались обочины Проспекторского шоссе, высматривая признаки жизни.
Но в грязном воздухе эхом разносились звуки смерти: гром и удары тяжелых орудий, дребезжащий скрежет узлов махины, вспышки там и тут в маслянистом тумане. У них не было вокса, да они бы им и не воспользовались, даже если бы удалось вытащить его из горящих обломков «Главной стервы». Эфир трещал от зловещего мусорного кода врага.
Их осталось восемь: Варко, водитель-механик Саген и технопровидец — единственные, кто сумел выбраться из погребального костра «Главной стервы»; Грэм Гектон с «Беспощадного» и один из его стрелков; Водитель и один из заряжающих «Огнехода» и еще один технопровидец, чей разум был настолько травмирован, а одежда настолько обгорела, что они не смогли определить, из чьего он экипажа. Гектон считал, что это мог быть «Разоритель», но наверняка сказать невозможно. Технопровидец — кожа на нем в разных местах обгорела и облезла, глаза пусты — отказывался отвечать на какие-либо вопросы, а Кодер не горел желанием попробовать подключиться к нему напрямую.
— Он сошел с ума, капитан, — сказал Кодер. ― Посмотрите на него. Если я подключусь туда, то потеряю рассудок.
— Ты его знаешь? — спросил Варко.
Кодер помотал головой.
Потерянный технопровидец плелся вслед за маленьким отрядом, словно приблудная собака.
Варко не знал, уцелел ли кто-нибудь еще из Гордой шестой бронетанковой. Вполне возможно, что другие экипажи могли покинуть свои танки или сбежать во время боя, но прошло уже четыре дня, а они никого не встретили. Махина методично перебила колонну Варко, а затем исчезла среди дымных берегов, словно расстроившись, что веселое развлечение кончилось.