уползли с шипением в тёмный угол. Дед прижал Аду к себе, и, баюкая, словно маленькую, просидел с ней пока не рассвело. А наутро они увидели, что их любимый кот Крендель лежит у печи бездыханный. Так Ада узнала про Тьму и плату за свой дар.

Глава 25

За окном автобуса наступила ночь, но темно не было – началась метель. Всё кругом было мягко-облачным, ватным, белым, туманным, и, казалось, словно автобус не едет по дороге, а плывёт по кисельно-молочной сказочной реке или летит по Млечному Пути. Одинокие снежинки, порхавшие вечером так красиво и безобидно, превратились сейчас в настоящую снежную бурю, круговерть, в которой не видно были ни зги. Однако, пока ещё движение на трассе продолжалось. Автомобили пытались двигаться напролом через снежные заносы, желая добраться хоть до какого-нибудь населённого пункта, чтобы там переждать бурю.

Ада с тревогой вглядывалась в белоснежное месиво за окном, предчувствие чего-то нехорошего, возникшее в её душе ещё днём, крепло с каждой минутой. Первый водитель уверенно крутил баранку, видно было, что человек он опытный и знает, что делает. Второй водитель спал. Пассажиры в основном тоже отдыхали. Кто-то, как и Ада, смотрел в окно, переживая о том, что видимости почти нет. Гадриэль дремал в своей клетке, подрагивая во сне.

Внезапно, прямо перед носом автобуса, как чёрт из табакерки, на дорогу вылетел автомобиль. Водитель вывернул руль вправо, автобус занесло и закрутило на влажном месиве дороги, понесло в сторону. Проснулись от неожиданного сильного толчка испуганные пассажиры, началась паника, люди вылетали из своих кресел, ударялись о подлокотники, пытались ухватиться за поручни, с верхних полок падали градом сумки, закричали женщины, заплакал ребёнок. Ада схватила на руки клетку с Гадриэлем, и, присев на пол между креслами, сжалась в комочек.

Творилось невообразимое, как в замедленной съёмке кинофильма, несколько секунд растянулись в вечность – автобус выбросило на обочину, затем он полетел под откос, переворачиваясь и громыхая, перемалывая людей в своём чреве, как в гигантской мясорубке. Слышались крики, стоны, глухие удары, хруст стекла. Аду сильно ударило головой, и тут же тёплая солёная струйка потекла по её лицу, затекая в рот. Клетка с Гадриэлем вылетела из её рук при очередном перевороте, и в наступившей темноте Ада в панике шарила вокруг себя, пыталась залитыми кровью глазами разглядеть её, найти, но клетку отбросило, видимо, куда-то в сторону. Ада закричала во весь голос, и крик её смешался с десятком других воплей. Истинный ад наступил вокруг. Аду вдруг резким рывком отбросило в конец салона, и невыносимая боль пронзила её спину и ноги, а после автобус перевернулся в последний раз, и всё померкло перед её глазами…

***

Ада очнулась от того, что было очень жарко. Что-то тяжёлое лежало на ней сверху. Она попыталась убрать то, что мешало ей дышать, и, хотя и с трудом, но ей это всё же удалось. Это была девушка, она была без сознания. Ада почувствовала, что её сильно тошнит.

– Сотрясение, – промелькнуло в голове, – Ничего, главное, жива. Кажется.

Она попыталась встать, но не смогла, не чувствуя своих ног. Решив, что они онемели или что-то придавило их, Ада потянулась вниз, но поняла, что с ногами всё в порядке, просто она действительно не ощущает их. В тот же миг спину пронзила острая боль, такая, что Ада вновь на какой-то миг отключилась. Придя в себя, она попыталась сориентироваться в пространстве. Обтёрла рукавом лицо, чтобы стереть кровь, капавшую из раны на лбу и мешавшую видеть. Сняв с шеи платок, она перевязала им голову потуже и начала выбираться из завала.

Кругом лежали люди, кто-то стонал, кто-то был без сознания, иные, как и Ада, делали попытки встать, поскорее покинуть автобус, лежавший на боку. Окна находились наверху, все они были залеплены снегом, и практически полная темнота стояла в горячем воздухе салона. Ада вновь ощутила пульсирующую боль в пояснице, и, отбросив попытки встать на ноги, поползла на локтях. Кто-то из мужчин сумел добраться до окна, и, разбив стекло, сейчас выдавливал его. Наконец ему это удалось, и поток свежего морозного воздуха хлынул внутрь. Стало легче дышать. Те, кто мог подняться на ноги, спешно поднимали бывших без сознания людей, передавали их наверх, и двое мужчин, один из которых был водитель, тот, что спал до аварии, вытаскивали их через окно и относили подальше от автобуса.

– Почему так жарко? – подумала сквозь боль Ада, и тут же, как ответ на свои слова, увидела язычки пламени, разгорающиеся в задней части салона.

Дошёл черёд и до Ады, её подняли на руки, при этом боль в спине стала невыносимой, Ада стиснув зубы, застонала, не хватало ещё, чтобы сейчас тут с ней возились, отнимая время у других, тех, кого ещё нужно спасти.

Наконец, она оказалась на свежем воздухе, её быстро оттащили в сторону и уложили прямо на снег, одна из женщин, державшаяся на ногах, шатаясь, начала карабкаться вверх по откосу, на трассу, чтобы позвать на помощь, ведь здесь, буквально в ста метрах от дороги, их автобус уже никто не видел из-за сильной, непроглядной метели, видимость была практически на нуле. Мокрый снег слепил глаза, лез в нос и уши. Ада огляделась кругом – кровь на белом покрывале снега, стонущие люди. Мать, что ехала с маленьким мальчиком лет пяти, металась над ним, лежащим сейчас на снегу, и выла белугой, у неё самой правая рука висела, как плеть, став длиннее второй.

– Вывих, – сквозь пелену боли подумала Ада.

Она перевела свой взгляд на мальчика, и сразу поняла – он умирает. Ада приподнялась на локтях и поползла в их сторону, превозмогая боль. Мальчика трясло, он то вздрагивал всем телом, то затихал, из уголка его рта шла кровавая пена. Сквозь крики и причитания матери, Ада попыталась сосредоточиться. Ничего не получалось, отвлекали шум и крики, собственная боль, но собрав в кулак все силы, Ада наконец сумела настроиться на нужный ритм и обособиться от окружающей страшной действительности.

Она положила свои окровавленные ладони на грудь ребёнка и зашептала слова, которые закружились вместе с хороводом снежинок, заметались, застелились над ними, отрезая их от мира, укрывая куполом. Был только этот умирающий ребёнок и она, Ада. Силы покидали её, она понимала, что не в состоянии сейчас отдавать. Но она не могла оставаться безучастной, лежать там, в стороне, и молча наблюдать, как смерть простирает свои костлявые пальцы, возлагая их на чело мальчика.

Ада шептала и шептала слова, и они лились потоком, убаюкивая, успокаивая. Затихла, бьющаяся в истерике, мать. Притихли стонущие от боли люди. Начала успокаиваться вьюга. Мальчишка перестал биться в судорогах, задышал ровно, порозовел, Ада улыбнулась, она совсем не ощущала своего тела, в глазах темнело. Внезапно сзади громыхнуло, и волна жара окатила её с головой, что-то со свистом пролетело над нею, посыпались обломки. Последнее, что Ада увидела, было зарево пожара на том месте, где ещё недавно лежал их автобус, и бегущие с дороги под откос люди, спешащие им на помощь.

***

Она брела в тумане, неведомо куда. У её пути не было ни начала, ни конца. Бескрайняя серая дорога, ведущая в неизвестность. Ада не различала ни холода, ни боли, лишь мысли, тягучие, липкие, бессвязные путались и роились в её голове. Они возникали и тут же исчезали, перетекая одна в другую, тая, и уплывая дальше длинным полупрозрачным шлейфом. Корявые, голые деревья, стоявшие вдоль дороги, тянули к Аде свои скрюченные пальцы-ветви, пытаясь остановить, задержать её. Но сквозь хоровод нестройных мыслей, Ада точно знала лишь одно – ей нельзя останавливаться.

Иногда сквозь пелену тумана пробивались какие-то звуки, но они были такими глухими, далёкими, как из-под толщи воды, словно Ада лежала на дне реки, а там, сверху, набегали на берег волны, рокотали над