Рассказчица тем временем положила горящую ветку обратно в костёр, вытряхнула из мешка оставшиеся там тонкие веточки, гораздо длиннее предыдущих, и опять принялась строить. Она сложила две пирамидки, или конуса, совсем рядом друг с другом и оглядела собравшихся, будто впервые их заметив. Мел распрямляет плечи, поднимает голову, стряхнув со лба рыжие завитки, и начинает рассказывать:

– Давным-давно жили на свете два друга, и построили они свои дома совсем рядом. – Мел аккуратно поправляет палочки, из которых сложены домики, внося последние штрихи. – «Мы теперь соседи!» – радостно воскликнули друзья, счастливые и довольные.

Дети, улыбаясь, переглядываются: маленькие зрители явно рады, что успели на нежданное представление.

– Но однажды – и то был страшный день – налетел ужасный ураган. – Глаза Мел сверкают, и дети взвизгивают от страха и удовольствия: всем нравятся страшные истории. – И в тот страшный день молния ударила в один из домов. – Подражая грохоту грома и треску молнии, Мел снова берёт из костра длинную палку с пламенем на конце и касается ею верхушки правого домика.

Огонь лижет сухие ветки, и один из маленьких зрителей не выдерживает:

– Нет! – охает он, глядя на охватывающее «домик» пламя.

– И в тот ужасный день пошёл сильный дождь, и вода затопила второй дом. – Мел выплёскивает остатки воды из ведра на второй домик, и он тут же падает, а вода бежит дальше, дети расступаются, чтобы не замочить ноги, и провожают взглядами тонкие прутики, которые застревают в траве. Один малыш, поймав веточку, возвращает её Мел, как будто из неё можно заново построить дом.

Мел опускает голову, и зрители вслед за ней тоже смотрят на землю: с одной стороны от рассказчицы – горка обуглившихся веток, а с другой – лужица, в которой плавает одинокий прутик. Дети подозрительно рассматривают Мел, в их глазах мелькает гнев. Где же счастливый конец? Или история ещё не окончена? Поднявшийся было гвалт мгновенно стихает, стоит Мел заговорить:

– В тот страшный день огонь разрушил дом одного из друзей, а вода – дом другого. И с тех пор они дали клятву – каждый свою. Тот, чей дом сгорел дотла от удара молнии, поклялся, что никогда не подпустит огонь к своему жилищу или к себе. А тот, чей дом смыло водой, поклялся, что не подпустит ни к себе, ни к своей хижине воду. Каждый из них был твёрдо уверен в своей правоте. «Огонь разрушает», – говорил один. «Вода несёт смерть», – вторил ему другой. В одном они были согласны: «Теперь с нами ничего не случится».

Дети поднимают руки, подпрыгивают на месте, им не терпится подсказать, как правильно закончить историю, однако Мел продолжает сама:

– Вскоре друзья заболели. Один мучился от жажды. Едва ворочая распухшим языком, он упрямо твердил: «Ни капли воды не будет в моём доме». Другой умирал от голода. На столе перед ним лежали мясо и картофель, но он кричал: «Не будет в моём доме огня!», и мясо протухло, а картофелины сгнили.

Мне на память вдруг приходит странный сон, в котором я видела сестёр в разных домиках, и у каждой было нечто, необходимое другой. Я знаю, чем должна окончиться эта история.

Мел поднимает из лужи палочку и смешивает ею жидкую грязь и угли, превращая остатки двух домиков в этакий пирог – получается ком грязи.

– И они оба упали замертво.

Мел выпускает из рук палочку и пожимает плечами.

Толпа молча смотрит на рассказчицу, даже дети не издают ни звука. Однако в их взглядах я читаю удивление: всё не так, у истории должен быть другой конец.

Глава двадцать шестая

Медленные хлопки разбивают ошеломлённое, холодное безмолвие.

– Неплохо, совсем неплохо.

Сана неторопливо направляется к Мел, продолжая саркастически аплодировать. Каждый её хлопок будто пощёчина. Людское море раздаётся перед Саной, открывая дорогу.

– Замечательный спектакль. Очень трогательно.

Сана без колебаний топчет развалины домиков, которые построила и разрушила Мел, не удостаивая обугленные веточки и лужицы грязи даже взглядом.

– Теперь мы все дружно всплакнём и воскликнем, что друзьям надо было лишь поделиться друг с другом, не упрямиться…

Рядом с Мел Сана кажется хрупкой и невысокой. Она похожа на ту лису, которую мы недавно видели в чаще, – стоит уверенно, знает, что она здесь хозяйка, а мы всего лишь чужаки, вторгшиеся в её владения. Она сильная и хитрая. Мы недооцениваем Сану – она опасный противник.

Толпа придвигается ближе. Мел их больше не пленяет, её чары рассеялись. Да, рассказчица увлекла зрителей, покорила их, но ненадолго. Дети возвращаются к родителям и подозрительно рассматривают Мел с безопасного расстояния.

– Это ты хочешь сказать, ведь так? – продолжает Сана. – Если бы только пустые и отмеченные не упрямились! Если бы только осознали, что выжить можно только вместе! – Сана приподнимает брови. – Ну как, что скажешь? Я права? – Мел молчит. – Мы поняли мораль твоей истории, рассказчица.

Оскар напряжённо всматривается в разворачивающуюся у костра сцену. Мы с ним готовы в любой момент сорваться с места и бежать. А Мел, как ни странно, оглядывается уверенно, без тени страха. Она смотрит на Сану, и в её взгляде нет ни жалости, ни ненависти. Мне трудно поверить своим глазам, но лицо Мел светится любовью.

– Сана, мы тоже поняли, что ты хотела нам сообщить, – наконец отвечает рассказчица. – Ты всё сказала очень громко и ясно. Ты знаешь, как ударить побольнее. Лишиться книги из кожи родственника, всё равно что потерять возлюбленного. Ты умна. – Сана пожимает плечами. – Вот только твоё нападение прошло втуне. В Сейнтстоуне о ненависти к пустым почти забыли. Никто не требует мести, не призывает к войне. Пришло новое время. Время надежды. Пожалей людей, Сана. Выбери мир.

– И чьи же это слова? Минноу? – ухмыляется Сана.

– Это слова друга. – Мел оглядывается на нас с Оскаром. – Не советую дожидаться посланцев от мэра Лонгсайта, поверь.

– От мэра Лонгсайта? Кого ты обманываешь, рассказчица? Лонгсайт давно мёртв.

– Он жив, Сана, – говорю я, и воительница отыскивает меня пронзительным взглядом, прищурив глаза.

– Нет! Нет! Он мёртв. Я убедилась…

Ослеплённая яростью, Сана случайно проговаривается. По толпе пробегает ропот. Оскар пытался рассказать о том, что сделала в Сейнтстоуне Сана, но, наверное, только теперь многие поверили.

– Он умер. – Мелодичный голос рассказчицы звучит умиротворённо. – И восстал из мёртвых. На него молятся, как на Святого. Каждое его слово звучит весомее, чем раньше, и люди поклоняются ему и готовы служить ему беззаветно.

Сана оглядывается, смотрит на меня, Оскара и Мел, затем оборачивается к жителям Фетерстоуна. Спрятав усилием воли охватившее её смятение, Сана улыбается встревоженным людям.

– Эти