Процессия остановилась у дверей в помещение купальни.

— Кумико, выходи! — крикнула госпожа Оикава.

Ответа не последовало. Выстроившиеся полукругом женщины переглянулись.

— Ну же, девочка! Ты знаешь, почему мы все здесь!

Снова ни звука.

Такухати скривился и выплюнул короткое:

— Открой дверь!

«Или очень пожалеешь», — слышалось в его голосе.

Стук поднятого засова показался непривычно громким. Дверь отъехала в сторону. В проеме показалась Кумико.

От ее вида Мию продрал мороз по коже. Она была похожа на привидение-юрэй, неупокоенный дух, одержимый жаждой мести. Бледно-желтое кимоно без пояса висело на майко бесформенной тряпкой. Бурые пятна крови на рукавах только добавляли жути. Распущенные черные волосы полностью прикрывали лицо. С каким-то потусторонним ужасом Мия заметила на затылке Кумико несколько глубоких залысин.

— Подойди, — приказал Такухати. Кумико всхлипнула, но послушалась.

Медленными шажками она приблизилась к директору и встала рядом с ним.

— Покажи лицо.

Она отчаянно замотала головой и снова всхлипнула.

— Откинь. Волосы. Быстро! — Рычащему приказу в голосе директора невозможно было противостоять. Кумико подняла руки, чтобы откинуть волосы.

Единый вздох ужаса и отвращения пронесся над толпой во дворе. Уродливые красные пятна, похожие на струпья, покрывавшие еще недавно миловидное лицо девушки, складывались в иероглиф «вор».

Кумико залилась слезами и бессильно уронила руки. Из разжатой ладони выпали серебряные шпильки кандзаси.

— Можно?

— Входи, лучшая ученица.

Он стоял у раскрытого окна и ловил ладонью дождевые капли. Где-то в небесах сердито рычал и ворочался небесный дракон. В комнате пахло свежестью. Ветер ворвался в оконный проем, взметнул под потолок и разнес по комнате листы рисовой бумаги. Тревожно зазвенели подвешенные у окна колокольчики.

— Дверь закрой. Сквозит.

Мия спешно задвинула створку и бросилась собирать разлетевшиеся бумаги.

— Оставь, — скомандовал Такухати. — Иди сюда.

Она подошла и встала рядом с ним. Гроза была уже на исходе, с неба не лило, а лишь изредка капало. Крупные серые капли падали совсем близко, и Мия подавила неуместное желание высунуться и подставить лицо дождю.

— Зима, — со странным смешком сказал генерал. — Это у вас называют зимой. Скажи, лучшая ученица, ты хоть раз видела снег?

Мия кивнула. Она видела снег. В горах, например.

— У нас, на Эссо, зимой каждый день снег. Заваливает двери, и крестьянам приходится выбираться через крышу, чтобы покинуть дом. Снег тает, потом опять замерзает и превращается в лед. Синий лед.

— Почему синий? — шепотом спросила Мия. — Лед же обычно белый.

Странное настроение Такухати и неуместная откровенность испугали ее.

Он не ответил. Стоял и смотрел в окно. Туда, где покатые спины гор терялись в тяжелых тучах. Глаза самурая светились огнем. Синим, как лед, о котором он только что вспоминал.

— Собери бумаги, — скомандовал он так резко, словно устыдился своей внезапной откровенности.

Мия бросилась выполнять приказ с тайным облегчением. Среди чистых листов бумаги ей попалось несколько исписанных. Глаза выхватили случайную фразу: «Даймё совсем плох. Боюсь, что он не доживет до ханами».

— Клади их на стол. — Такухати резко задвинул окно, отгораживаясь от сырости и непогоды, и зажег фонарь. Пламя подсветило стены желтыми бликами. Сразу стало уютно.

— Покажи лицо. — Он подвел Мию поближе к фонарю.

— Со мной все хорошо, — попыталась возразить Мия.

— Это мне решать. — Такухати осмотрел ее щеку на свету и неохотно кивнул. — Да, хорошо.

— Я… Можно спросить?

— Попробуй.

— Кумико… что с ней будет? — выпалила Мия.

Такухати скривился:

— Я как раз составлял письмо главе гильдии. В нынешнем виде она — обуза. И порченый товар.

— Это же ваше заклятие.

— Мое, — не стал отрицать директор. — Маленький подарок за танец. Я всегда отмечаю так свои вещи. Слышала поговорку: «Не воруй у самурая»?

— Значит, вы можете снять его.

— Могу. Но не стану.

— Почему?

— Она — воровка. Мне нравится, когда сразу видно, с кем имеешь дело.

— Это жестоко.

Он удивленно приподнял бровь и взглянул на нее так, словно видел первый раз в жизни. А потом дернул за выбившуюся из-под парика прядку.

— А это не жестоко, лучшая ученица? И я еще помню шутку с кимоно. Подлость и глупость наказуемы. А ты — слишком жалостливая девочка.

Мия вздохнула, услышав в его голосе насмешку.

«Сама виновата», — сказали о Кумико наставницы. «Сама виновата», — эхом согласились бывшие подружки дочери самурая.

В один день прежняя душа компании стала отверженной. На нее старались даже не смотреть лишний раз, словно от взгляда можно было заразиться. И дело было не в наполовину облысевшем черепе или жутких пятнах по лицу. Казалось, клеймо «вор» теперь красовалось на самой судьбе майко.

Кумико третий день лежала на футоне в углу домика, отвернув к стенке ставшее безобразным лицо, и молчала. Она не вставала и не появлялась в столовой, лишь иногда Мия против воли замечала, как содрогаются ее плечи в безмолвных рыданиях.

Остальные девочки делали вид, что ничего особенного не происходит. Что никакой Кумико в домике нет, а может, и не было никогда. Все они были подчеркнуто вежливы и ласковы с Мией. И надо бы радоваться, но…

Но Мия помнила, каково это — быть отверженным. У нее хотя бы был Дайхиро. И цель — стать лучшей из лучших. У Кумико не было ничего. Ни друзей, ни красоты, ни будущего.

Мия не собиралась жалеть Кумико. Окружающие просто не оставили ей выбора.

— Она — собственность гильдии. — Мия попробовала воззвать к уже проверенному аргументу, но Такухати только усмехнулся.

— Гейша-воровка — пятно на репутации гильдии. А она к тому же еще и дура. Тебе достаточно было подойти ко мне или наставнице, и все бы вскрылось. Никогда не оставляй таких людей за спиной, Мия. Способный на подлость способен и предать.

Мие показалось, что последние слова он произнес, обращаясь больше к себе, чем к ней.

— Пожалуйста… каждый заслуживает второй шанс.

— Нет. И это не обсуждается. Я выкину ее за порог, как только получу подтверждение от гильдии. — Директор окинул ее оценивающим взглядом. — Сними парик.

— Зачем?