— И вновь ты оказываешь мне большую честь, красавица. Балкис смущенно отвернулась.

— Я верю тебе — ведь я уже сказала об этом. У тебя доброе сердце. Ты защитил меня — а теперь я готова защитить тебя. Мы станем поддерживать друг друга и целыми и невредимыми доберемся до страны пресвитера Иоанна.

— Пресвитера Иоанна? — ахнул Антоний. — Это царство и есть твоя родина?

Балкис заметила, как зажглись глаза ее друга. В его взгляде появились изумление и восторг.

— Да, я родилась в этой стране, — ответила она и решила, что о том, как попала на запад, в Аллюстрию, она расскажет Антонию попозже. — Но дороги туда я не знаю, потому что сюда меня принесло колдовство.

— Колдовство! Так, стало быть, у тебя есть враг — колдун?

— Похоже на то, — кивнула Балкис. — Хотя я и не гадала, что обидела кого-либо.

«Никого, кроме гур-хана и его верховного жреца», — прозвучал негромкий голос в глубине ее сознания, но Балкис не стала к нему прислушиваться. Она полагала, что люди из варварской орды скорее убили бы ее, нежели отправили в изгнание.

— Пойдем со мной! — умоляюще проговорила она. — И я помогу тебе справиться со всеми испытаниями, какие только встретятся на нашем пути. А когда наше странствие завершится, ты увидишь царство пресвитера Иоанна.

— Волшебное царство! — прошептал Антоний и задумчиво уставился в одну точку. Было понятно, что он пытается представить себе страну своей мечты. Но вот он вернулся с небес на землю и нахмурился. — Но я же не могу уйти просто так! Отец и братья будут волноваться!

— Тогда оставь им записку, — предложила Балкис.

— Записку? — изумленно переспросил Антоний. — Но ведь я просто крестьянин! Я не умею писать!

— Я умею, — чуть раздраженно проговорила Балкис.

«Неужели он совсем ничему не обучен?» — подумала она.

Но сейчас она должна была проявить доброту и заботу к своему другу.

— Если бы ты и вправду написала за меня записку, — рассеянно проговорил Антоний, — тогда отец мог бы отнести ее священнику, а тот бы ему прочитал…

— Давай так и сделаем, — кивнула Балкис и огляделась по сторонам. — Написать можно углем на какой-нибудь чистой доске.

— Сейчас принесу, — решительно проговорил Антоний, спустился по лесенке, нашел возле очага уголек, подобрал доску, очистил ее и продиктовал послание. Диктуя, он растерянно покашливал, и Балкис опасалась, как бы он не передумал и не остался дома, но как только она дописала, Антоний принес моток веревки и два бурдюка, потом провел Балкис в коптильню, где они набрали десяток колбас. Балкис превратилась в кошку и вспрыгнула на плечо Антония. Вот так, взяв с собой только веревку, воду и еду, они вышли со двора и стали спускаться вниз по склону горы.

Антоний растерялся только тогда, когда взошло солнце.

— А как же… коровы? — проговорил он.

— Твои братья подоят их, когда станут искать тебя, — мяукнула Балкис. «Или меня», — мысленно добавила она.

Антоний удивленно взглянул на нее:

— Так ты и в кошачьем обличье умеешь разговаривать?

— Болтаю без умолку, — заверила его Балкис. — Не слыхал ли ты от кого-нибудь, в какой стороне лежит царство пресвитера Иоанна?

— На севере, — ответил Антоний.

— Если так, пойдем на север.

Антоний кивнул, повернулся так, чтобы солнце было справа, и зашагал наискось по склону. Балкис оглянулась, опасаясь, как бы братья не устроили погоню. Она еле слышно произнесла стишок на аллюстрийском языке, и позади Антония заклубилась поземка. Она заметала его следы снегом.

Балкис довольно оглянулась еще раз, а потом устремила взгляд вперед. На миг ей стало совестно. Ей-то было хорошо — она обрела товарища по странствию, но то, что Антоний ушел из дома…

Но тут она вспомнила о вчерашних побоях и перестала сомневаться. Уж конечно, хуже, чем дома, Антонию бы нигде не было. Будь он подростком, не готовым к самостоятельной жизни, — тогда дело другое, но он был взрослым мужчиной и мог бы уже жениться, если бы в округе нашлось больше невест. Он мог уже давно жить отдельно от семейства, а если бы ему не пришлось по сердцу царство пресвитера Иоанна, сумел бы вернуться домой. Балкис думала о том, что если бы вышло так, то она бы позаботилась, чтобы Антонию дали лошадь и конную свиту, да еще — денег, чтобы он мог не зависеть от отца и братьев. Эти мысли обрадовали Балкис, а покуда она фантазировала, Антоний спустился с холма и оказался на дороге, ведущей на север. Правда, это были всего лишь две колеи, проложенные в снегу, покрытом ледяной коркой.

— Мы начали наше странствие, Киска! — взволнованно воскликнул Антоний. — То есть… Балкис. Начало хорошее!

Дорога, лежавшая перед ними, простиралась до самой Мараканды.

Да, эта дорога вела на север, но еще она вела вниз. К вечеру пришлось примерно с милю шагать на подъем. Одолев перевал, Антоний оказался на вершине холмистого хребта, откуда тропа круто спускалась в долину, к речке. Балкис, внимательно глядя по сторонам, обратила внимание на то, что сугробы по обе стороны от тропы едва доходят Антонию до колена, что сосульки, висящие на голых ветках берез, тают.

Но по мере того как Антоний с кошкой на плече спускался все ниже и ниже в долину, солнце скрылось за вершинами на западе, и сразу стало холоднее, а сосульки на ветвях снова замерзли. Балкис догадалась, что снега так много, потому что горы высоки, и что чем ниже они будут спускаться, тем будет теплее — таковы были законы южного климата. На всякий случай она спросила:

— Когда спустимся с гор на равнину, там тоже будет снег?

— Сомневаюсь, — ответил Антоний. — Когда мы летом спускаемся на равнину, там всегда очень жарко, и даже сейчас там, наверное, достаточно тепло и зелено. — Он недовольно скривился. — Да, там жарко и влажно. Душно, тяжело дышать.

Балкис еле удержалась от улыбки. На самом деле она понимала Антония: человеку, выросшему в горах и привыкшему к разреженному, сухому воздуху, воздух низин и вправду должен был казаться похожим… на бульон.

Спуск завершился. На дне ущелья сгустились сумерки — так высоки были его склоны. Неожиданно из-под ног Антония вспорхнула куропатка.

— Тут можно славно поохотиться! — воскликнула Балкис и спрыгнула с плеча Антония.

— Это ты верно сказала, — отозвался Антоний, и до Балкис донеслось странное гудение. Она посмотрела вверх и увидела, что Антоний что-то вертит над головой. А потом он резко взмахнул рукой, и куропатка хрипло вскрикнула и камнем упала вниз.

Балкис была потрясена. Она не сводила глаз с Антония, который прежде казался ей воплощением доброты, а тот аккуратно обмотал шнурками кожаный мешочек пращи и убрал ее за пояс.

— Пожалуй, на ужин у нас будет свежая дичь, — улыбнулся он.

— Да уж, — отозвалась Балкис. — А ты что, всегда носишь с собой эту штуковину?