Мы никогда не узнаем точно, почему за столь стремительным развитием последовал такой сокрушительный спад. Ведущие умы науки еще продолжали свою работу; наука еще не прошла стадию определения основ, но в кругу экономистов уже заметна была парализующая стагнация, а вне его царили общее недоверие, враждебность или пренебрежение. Виной этому были отчасти неотъемлемые дефекты достижений новой науки, примитивность некоторых используемых ею методов, поверхностность некоторых цепочек рассуждений, а также явная неадекватность некоторых выводов. Все эти недостатки, будучи поправимыми, не должны были сыграть фатальную роль. Но никто не занялся их исправлением, никто не проявил интереса к внутреннему строению нового теоретического сооружения, поскольку – и здесь кроется причина провала – иной мотив отвратил общественное мнение, равно как и экспертов, от экономики. Новая доктрина, претендуя на научную достоверность, слишком поспешила с попыткой решения практических вопросов, а также с вмешательством в борьбу политических и общественных партий. Поэтому провал либерализма стал также и ее провалом. В результате, особенно учитывая, что в некоторых отдельных странах, в частности в Германии, существовало неприятие общественной теории как таковой и тенденция придерживаться интеллектуального наследия философской и исторической традиции, следующему поколению был передан лишь фасад классической теории, в то время как путь к ее внутренней структуре был, в сущности, прегражден. Молодое поколение едва ли сознавало, какое количество научных знаний и будущих возможностей скрывает в себе классическая теория. Поэтому она стала выглядеть не более чем промежуточным эпизодом в истории идей, попыткой обосновать экономическую политику одного конкретного мимолетного периода. Конечно, профессионалы сохранили какие-то части теории. В отдельных случаях встречались даже достижения исключительной важности, но по большей части поле оставалось невозделанным. Заслуги немецких ученых Тюнена и Германна не меняют общего вердикта. Только социалистическая теория сумела вырасти на классической методологической основе, не окаменев.

Научный размах резко выделяет труд Карла Менгера на фоне описанной научной среды. Безо всяких внешних стимулов и безо всякой помощи со стороны он ворвался в полуразрушенное здание экономической теории. Им двигал не интерес к экономической политике или истории идей, не желание пополнить сокровищницу накопленных фактов, а, скорее, стремление прирожденного теоретика к поиску новых принципов знания, новых инструментов для организации фактов. И в то время как обычный исследователь добивается в лучшем случае частичного успеха, находит решение одной из многих отдельных проблем научной дисциплины, Менгер относится к тем, кто сравнял с землей всю прежнюю структуру науки, чтобы поставить ее на совершенно новое основание. Старая теория была уничтожена, причем не историками и социологами, которые от нее просто отмахивались, и не людьми, формирующими экономическую и общественную политику, которые отвергали ее практические заключения. Она была уничтожена человеком, который увидел ее внутреннюю системную несостоятельность и, применив к ней свой собственный подход, полностью обновил ее.

Я всегда чувствую себя неловко, излагая основной принцип какой-либо теории для широкого круга читателей, поскольку конечная формулировка любого основного принципа неизменно звучит несколько банально. Интеллектуальное достижение аналитика заключается не в выражении основного принципа науки в определенном утверждении, а в умении заставить это утверждение плодоносить и вывести из него все проблемы этой науки. Если сказать, что основной принцип механики заключается в утверждении, что тело находится в равновесии, если не двигается ни в каком направлении, то непрофессионал вряд ли сможет по заслугам оценить полезность этой теоремы или интеллектуальное достижение того, кто ее сформулировал. Поэтому если мы скажем, что основная идея теории Менгера заключается в том, что люди ценят товары, потому что нуждаются в них, мы должны понимать, что на непрофессионалов эти слова не произведут впечатления – а ведь в вопросах чистой теории даже большинство экономистов являются непрофессионалами. Критики теории Менгера всегда считали, что нет такого человека, который не был бы в курсе факта субъективной оценки, и решительно несправедливо выдвигать столь тривиальное возражение против классической теории. Парировать этот выпад легко: можно доказать, что почти все классические экономисты начинали с этого утверждения, но затем отказывались от него, не зная, как его развить, поскольку верили, что субъективная оценка утратила свою функцию двигателя в механизме капиталистической экономики. Так что как субъективная оценка, так и основанный на ней спрос считались бесполезными по сравнению с объективным фактом затрат. По сей день критики школы Менгера время от времени заявляют, что субъективная теория ценности может в лучшем случае объяснить цены на определенный набор потребительских товаров, и больше ничего.

Таким образом, важно не открытие Менгером того факта, что люди покупают, продают или производят товары, потому что оценивают их с точки зрения удовлетворения потребностей и соответственно этой оценке. Важно другое открытие: этот простой факт и его первопричины, законы человеческих потребностей – вот все, что требуется для объяснения основных проявлений всех сложных феноменов современной меновой экономики, и, как бы неправдоподобно это ни звучало, человеческие потребности являются движущей силой механизма любой экономики, если только это не экономика Робинзона Крузо и не экономика без обмена. Чтобы прийти к этому заключению, нужно для начала признать, что ценообразование – это специфически экономическая черта экономики в отличие от всех прочих общественных, исторических и технических ее черт и что все специфически экономические события могут быть осмыслены в рамках явления ценообразования. С чисто экономической точки зрения экономическая система является всего лишь системой взаимозависимых цен; все отдельные проблемы, как бы они ни назывались, являются лишь частными случаями одного и того же постоянно повторяющегося процесса, и все специфически экономические закономерности можно вывести из законов ценообразования. Уже в предисловии к труду Менгера мы обнаруживаем это утверждение в виде очевидной предпосылки. Главная цель Менгера – выявить законы ценообразования. Как только он находит основание решения проблемы ценообразования – с точки зрения как спроса, так и предложения – в анализе человеческих потребностей и в том, что Визер называет принципом предельной полезности, весь сложный механизм экономической жизни внезапно оказывается неожиданно и удивительно простым. Остается только проработка деталей, все более усложняющихся по мере продвижения вперед.

Основной труд Менгера, который содержит решение проблемы ценообразования и обозначает схему всех дальнейших усовершенствований его теории, должен наряду с аналогичными независимыми трудами Джевонса и Вальраса почитаться как основание современной экономической теории; он называется «Основания учения о народном хозяйстве, часть первая, общая» («Grundsätze der Volkswirtschaftslehre, Erster Allgemeiner Teil»), был впервые издан в 1871 году В нем спокойно, четко и ясно, с абсолютной уверенностью в своих словах Менгер в чеканных формулировках представляет читателю великую реформу теории ценности. Последователи Менгера часто сравнивают его достижение с достижением Коперника; его критики еще чаще высмеивают это сравнение. Сегодня уже можно сформировать мнение по этому вопросу: Менгер реформировал науку, которая остановилась в развитии не так давно и бесповоротно, как астрономия, которой сумел дать новое основание Коперник. С этой точки зрения техническое достижение Коперника куда величественней и сложнее, не говоря уже о том, что оно расположено в области, в которой результаты не могут быть проверены непрофессионалом и покрыты пеленой тайны. Но по сути и по качеству труды Менгера и Коперника принадлежат к одной категории, так же как личное достижение военного командира, под началом которого небольшая армия побеждает врага в неприметном театре военных действий, сравнимо с победами Наполеона и Александра Македонского, даже если такая классификация и удивляет человека, не знакомого с обстоятельствами. Сравнения вообще обманчивы и зачастую возбуждают ненужные дискуссии. Но поскольку они помогают определить положение человека так, чтобы оно стало понятно не только экспертам в узкой области, мы рискнем сравнить Менгера с другими экономистами. Если мы сравним его, например, с Адамом Смитом, мы не сможем не отметить, что его достижение имеет гораздо более узкую область применения, чем достижение шотландского профессора. Адам Смит писал исходя из практических нужд своего времени, и его имя неразрывно связано с экономической политикой его эпохи. Достижение же Менгера является чисто научным, а в качестве научного вклада имеет чисто аналитический характер. Его работу можно сравнить только с частью работы Смита. При этом Смит совсем не был оригинален в своих идеях, а в базовых научных вопросах был иногда удивительно поверхностен. Менгер же копал глубоко и сам по себе дошел до таких истин, которые для Смита были недостижимы.