Однако именно женщины добавляли Редмиду немало тревог. Не единожды он слышал, как они совокупляются в темноте, а раз слышал он, слышали и другие. Мужчины могут терпеть воздержание, но если один или двое из них получают кое-что…

Он шагал вдоль лагеря, пока не добрался до самой старшей из женщин – Бесс. Ростом с него, в обычном мире по мужским меркам она была далеко не красавица – крупная, ширококостная, пышногрудая – а здесь, в землях Диких, повстанка привлекала мужское внимание и выглядела вполне естественно, как, например, бобровая плотина.

Билл Редмид состроил гримасу.

– Бесс, – окликнул он, – прогуляешься со мной немножко, а?

Женщина быстро скатала одеяло, перекинула веревку через плечо и подхватила с земли лук.

– Что у тебя на уме? – без обиняков спросила она.

– Женщины. Трах. – Он оглянулся, надеясь, что другие повстанцы их не слышат.

Бесс нахмурилась.

– Странный у тебя способ ухаживать за девушкой, командир.

Билл остановился и прислонился к такому огромному дереву, что они и вдвоем не смогли бы обхватить его ствол.

Начал накрапывать мелкий дождик, и Редмид выругался. Бегом вернулся в лагерь и приказал своим людям отправляться в путь, развернулся и прибежал назад.

– Я не имею в виду себя. Мне нужно, чтобы ты передала девочкам…

– Да пошел ты, Билл Редмид, – перебила его Бесс. – Мы не в королевской армии. У сестер такие же права, как у любого другого повстанца, – право носить оружие, право распоряжаться собственным телом. Так ведь?

Билл отошел от лагеря еще на дюжину шагов.

– Сестра, есть идеалы, а есть повседневные… – он замолчал, пытаясь подобрать слово, – повседневные потребности, – тихо закончил Редмид. – Каждая женщина имеет право распоряжаться собственным телом. Но, черт побери, сестра, мы все на виду друг у друга…

Бесс шла в трех шагах впереди него. Она остановилась, развернулась и положила руку ему на плечо.

– Коли на виду, как раз и узнаем, какие мы на самом деле. Тем больше причин, чтобы сестры поступали, как им захочется.

Билл на минуту задумался.

– Это может плохо закончиться.

– А ты что, наш господин? Хозяин? Или отец? – с вызовом спросила Бесс. – Может, и закончится. Если к тому пойдет, то, возможно, я шепну словечко сестре. А так это не твоя забота, Билл Редмид, правда?

Он посмотрел на нее, ожидая, что его разгневает ее дерзость, но вместо этого почувствовал радость – радость от того, что кто-то еще верит по-настоящему.

– Многим во благо.

– Это я понимаю, – согласилась Бесс.

В тот день охотники вернулись ни с чем, люди ворчали не переставая. Многие начали винить своего командира. Редмид чувствовал это.

После дождливой ночи, когда лишь самым закаленным ветеранам удалось поспать, наступил рассвет. По крайней мере, никто не трахался. Наутро все выглядели еще более тощими и измученными. Скатывая свои насквозь промокшие плащи и одеяла, у кого они были, люди ссорились по малейшему поводу.

Двое слуг из Альбина – новички, молодые, относительно сильные и упитанные парни – молча собрали свои пожитки и припустили по тропе, направляясь на восток.

Подошел Нэт Тайлер. Он выздоравливал медленно, но старался бодриться, хотя целыми днями по-прежнему мучился от поноса. Редмид еще никогда не встречал столь выносливого человека. Увидев своего верного друга, опирающегося на огромный лук, Билл почувствовал, как сердце наполняется радостью.

– Я могу достать их отсюда, – заметил Тайлер.

– Вижу, тебе лучше, приятель. Оставь. Мы никогда не убивали своих.

Он посмотрел на спины двух парней, украдкой удалявшихся от лагеря.

– Так начнем, если нужно, – фыркнул Нэт, но вернул приготовленную стрелу в колчан, тщательно затянув завязки, чтобы туда не попала влага. Его взгляд был прикован к Бесс, которая шагала с высоко поднятой головой и расправив плечи. – Ночью лихорадка отпустила, – пробормотал он. – И я наслушался много всякой дряни.

Редмид наблюдал за моросящим дождем.

– Станет только хуже.

Тем вечером дождь усилился, и Билл отправил три группы охотников. В одну из них вошли недавно вернувшиеся беглецы и Тайлер в качестве их наставника. Все трое вовсе не горели желанием куда-то идти. Более того, рассерженные на командиров, замерзшие, промокшие и голодные парни не слишком-то хотели учиться, как правильно передвигаться по лесу.

– Ни один чертов олень не будет тут расхаживать в такую погоду, – сетовал Нэт.

– Ну так убейте их во сне, – съязвил Редмид.

– Будь это мои леса, я бы знал, где они спят, – заявил Тайлер. – Но черт бы меня побрал, даже тогда я бы носа не высунул в такой ливень.

– Зато он смывает запах. Нам нужно мясо. Против рожна не попрешь.

– Сам придумал, а, Билл? – поинтересовался Нэт, выдавив слабую усмешку. – Тогда я пошел.

Они разбили лагерь перед самой темнотой, если протекающий навес из кленовых листьев можно назвать таковым. Промокло абсолютно все: земля, люди, одежда, одеяла, плащи.

Было слишком темно, чтобы собирать хворост, но Редмид занялся этим сам, а Бесс решила ему помочь. До того как небо над их головами стало черным, как сажа, им удалось натаскать гору валежника высотой с человека. Все больше и больше изнуренных людей поднимались с мест, куда они рухнули в изнеможении, едва объявили привал, и принимались помогать. Но Билл Редмид видел, что они ходят, словно больные; их безжизненные лица и резкие движения напугали его больше, чем открытое неповиновение.

Бесс обнаружила ценную находку – выдолбленный в стволе яблони тайник, до отказа забитый сухой берестой. Редмид достал огниво и принялся за работу, но у него ничего не получалось из-за ветра и дождя, да и нависшие над ним люди только мешали. Небо было черно, словно сердце аристократа, когда уголек наконец засветился красным, рассыпая искры вокруг.

Дальше последовали три неудачные попытки поджечь трут, отсыревший, несмотря на то что хранился под одеждой, прямо у тела, в добротной жестянке. Билл выругался.

– Хорош ныть, – вмешалась Бесс. – Я знаю один фокус.

Она взяла три куска бересты, один принялась растирать между ладонями, измельчая все сильнее и сильнее, а другие женщины держали свои котты над ее головой, закрывая от дождя. Наконец превратившаяся почти в порошок береста поймала искру от обуглившейся ткани, вспыхнув, ожила и подожгла скрученный в клубок второй кусок, который тут же засиял во тьме, словно волшебное пламя. Все мужчины и женщины в темном и промозглом лагере заметно повеселели, поприветствовав огонь радостными вздохами и громкими возгласами. Через минуту занялся заранее брошенный в костер третий кусок, а через десять – вспыхнула огромная куча хвороста. Пламя с ревом взмывало на двадцать футов вверх, настолько высоко, что казалось, даже дождь отступил перед его мощью.