Еще через несколько дней состоялась коллегия Министерства иностранных дел, после которой был снят прежний министр… Как выяснилось, он поддерживал ГКЧП. Назначенный вместо него бывший комсомольский лидер, слишком долго прослуживший за рубежом, оказался просто не способен руководить таким огромным аппаратом. А российский министр иностранных дел демонстративно отказывался от наследия старого министерства – уже через несколько месяцев отец Тамары был уволен из Министерства иностранных дел.

Они совершили поездку в Индию, которая ничем примечательным не запомнилась. Тамара почти все время чувствовала себя плохо. Выяснилось, что у нее вообще аллергия на местные продукты и особенно на запах карри, которым, казалось, была пропитана вся местная еда. Через две недели они вернулись домой. На календаре – пятое сентября, и им обоим нужно было отправляться на занятия. Оба – студенты четвертых курсов. Но все поменялось за эти дни. В институтах запрещены парткомы, распустили комитеты комсомолов. Они вернулись уже в другую страну, еще не подозревая, какие потрясения их ждут в будущем.

Вместе с Эдуардом мы приехали в полицию, прошли в кабинет Герасимовой. Она сидела за небольшим столом и курила. Я еще вчера отметил, что она слишком много курит. Наверное, это последствия трагической гибели супруга. Представляю, как она переживала! Есть ли у них дети? Хотя какое мое дело? Молодая женщина, которая в этом возрасте теряет мужа. Сколько ей? Тридцать пять? Или тридцать шесть? Она достаточно молода, чтобы оставаться одной. Какие дурацкие мысли лезут мне в голову. Все утро я думал о Мартине. Волновался, что на Головинском кладбище, где похоронена его мать, почти нет свободных могил.

Мы тогда взяли один участок для его матери. Казалось, что еще не достигший тридцати лет молодой Мартин будет жить по меньшей мере еще полвека. Хотя теперь я понимаю, что в таких случаях нужно думать всегда заранее.

Герасимова говорила по телефону, когда мы вошли. Показала нам на стулья, продолжая говорить. Хотелось выхватить трубку и положить на рычаг, чтобы она взглянула на нас.

– Получили результаты экспертизы, – сообщила она. – Его сначала задушили, а затем сожгли.

– Может, это было самоубийство? – все еще не хотел верить я в такой страшный исход. И тогда почему она говорила, что он еще не совсем умер… Или можно воскреснуть после того, как тебя сначала задушат, а потом сожгут.

Словно прочитав мои мысли, она спросила:

– И после этого он сам облил себя бензином и сжег? Нет. Это настоящее убийство. Вот результаты экспертизы, – она показала на лежавшие перед ней листы бумаги.

Я не стал смотреть документы, только кивнул головой.

– Подождите, – пробормотал я. – Теперь вообще ничего не понятно. Он все-таки живой или…

– Может, у него все-таки были враги или недоброжелатели? – поинтересовалась она вместо ответа.

– Нет. Я же вам говорил, что у него не было врагов, – мне не хотелось говорить на эту тему. – Кого убили, скажите вы наконец.

Она пристально смотрела на меня, словно пытаясь понять, как именно я буду реагировать на ее слова.

Она перебирала бумаги. Словно решала, как именно сообщить мне эту новость. Затем сказала:

– Судя по вашему описанию, это был молодой человек приятной наружности. Вчера мы забрали фотографии из его дома.

– Правильно.

– А у погибшего почти не было зубов, – неожиданно сообщила Герасимова.

– Как это не было зубов? – Я взглянул на Эдуарда, тот тоже недоуменно пожал плечами. Какая глупость! Или не глупость? Или его пытали, перед тем как задушить? Но зачем? Почему? Какие такие секреты он мог знать? Что вообще с ним могло случиться? Сколько вопросов, и ни одного ответа.

– И еще, – сказала она, – ему было не тридцать, а все пятьдесят. В крайнем случае сорок пять. Но никак не тридцать. И рост не соответствует росту вашего друга. Разница в шесть сантиметров, мы проверили по его лечебной карте. Больная печень, изношенное сердце, одна почка практически не работала. – Она говорила, и я думал, что это чудовищный портрет неизвестного алкоголика, а не моего молодого и красивого друга. Герасимова продолжала перечислять: – И наконец, самое главное. Его группа крови. У погибшего первая отрицательная группа, а у вашего друга – вторая положительная. Это мы тоже установили…

Я хочу что-то сказать и не могу. Смотрю на нее, смотрю на сидящего рядом Эдика и не понимаю, что именно я должен сказать. Но так просто не бывает. Получается, что прямо сейчас, здесь, в этом кабинете, Мартин снова ожил.

– Значит, это не он? – наконец хрипло выдавил я.

– Конечно, – кивнула Герасимова. – Это точно не он. Слишком много отличий.

– Это я понимаю. Значит, в машине сгорел не Мартин?

– Нет. Именно поэтому я хотела, чтобы вы срочно приехали. Это был не Мартин. В машине задушили и сожгли другого человека.

– Кого?

– Мы не знаем, – ответила Герасимова, – но это другой человек.

– А где Мартин?

– Пока тоже не знаем.

– А кровь на полу в кухне? Это тоже другая кровь?

– Нет. Это была кровь вашего друга. Вторая положительная.

Я посмотрел на Эдуарда. Как я теперь должен реагировать? Радоваться, что Мартина не сожгли? Тогда откуда взялись пятна крови на кухне? И куда делся сам Мартин? И почему тогда в его машине сожгли труп другого человека?

– Что ты думаешь, Эдик? – спросил я Мегрелидзе.

– Может, вместе с Мартином был его знакомый, которого убили, – хмурится Эдуард, – а самого Мартина похитили. Тогда возможно, что он еще живой.

– Но зачем? Кто мог его похитить? Кому он нужен?

– Не знаю, – пожал плечами Эдуард.

– Вам нужно сдать отпечатки пальцев, – напомнила майор. – Сейчас придет эксперт. В квартире мы нашли много различных отпечатков пальцев. Нужно будет идентифицировать ваши отпечатки.

Я посмотрел на Эдика и первым согласно кивнул головой. Она вызвала эксперта, который довольно быстро и ловко снял наши отпечатки пальцев. Это раньше мазали черной краской и заставляли прижимать свои пальцы по очереди к белой бумаге. Сейчас все делает электроника в считаные секунды. Эксперт ушел, и мы снова остались втроем.

– Что нам нужно делать? – спросил я у майора.

– Поехать домой и успокоиться, – посоветовала она.

Я тяжело вздохнул.

– У вас есть другие предположения? – спросила Герасимова. Кажется, ей было любопытно следить за моей реакцией. Она пыталась понять, что чувствует человек в подобных случаях.

– Какие предположения? Я сам ничего не понимаю.

– Вы можете стать одним из главных подозреваемых, – пояснила она. – Ваш друг исчез, а вместо него убили и сожгли кого-то другого. Или, может быть, его знакомого, с которым ваш друг мог иметь какие-нибудь близкие связи.