— К вам Стрельниковы пришли, — сообщила домработница, вошедшая в столовую. — Говорят, за дочерью.

— Пригласи их, — кивнула Ольга. — И принеси дополнительные приборы для гостей.

— Хорошо, — кивнула черноволосая женщина в длинном, сером платье с белым передником.

— Даже не надейся! — покачала головой Ольга глядя на меня, — Ты останешься в доме отца с Валей и Игорем.

Но ты сама сказала…, — меня поразила резкая перемена падчерицы, во взгляде сталь, куда только дружелюбие делось!

— Сказала, да передумала! Веди себя благоразумно! — последовал жесткий ответ.

В столовую вошли мать с отцом.

— Здравия честному семейству! — отец чуть поклонился.

— И вам здравия гости дорогие! — Приветствовал Семен, встав, — Проходите, присаживайтесь. Отужинайте с нами, коли не брезгуете.

— С превеликим удовольствием! — отец подошел к Семену и вручил ему бутылку коньяка. Пропустив подкол мимо ушей. — Привет дочь, — родитель соизволил заметить и меня.

— Здрасте. — буркнула я.

— Привет, моя хорошая, — мама подошла и обняла, за плечи. — Все будет хорошо, еле слышно шепнула она мне, целуя меня в макушку.

Только, что в ее понимание хорошо? Неужели это они подставили Григория Сергеевича, чтобы вернуть меня домой?

Мы уже знаем о случившемся. Дед, в составе следственной группы и спешу вас заверить, что мы сделаем все, для скорейшего и объективного рассмотрения дела. Думаю, в течение трех дней расследование уже будет завершено и истинный убийца будет найден, — заверил отец.

— Очень на это надеемся, — улыбнулась Ольга.

— А пока Григория не отпустят, Аленушка погостит у нас. Ну, что ей там делать, одной в таком огромном доме, — мягко и весело говорил отец.

— Её опекуном назначена я! — заявила вернувшаяся Валя, — И мы с мужем будем жить там с ней, мы ей не чужие уже. Правда, ведь Аленушка? — Валя злобно сверкнула на меня глазами.

Да что с ними со всеми такое!

— Мы знакомы уже восемь лет, мы с ней лучшие подруги! Так ведь Инга Валерьевна?

— Так, — признала мать с явной неохотой.

— Позвольте! Какой опекун? — весело и беззлобно возмутился отец, — При живом-то отце? Если вы им и были, то лишь временным до моего возвращения. За женщину в отсутствие мужа испокон веков, отвечали мужчины ее рода в то время когда мужа по каким либо причинам нет рядом. Этот закон незыблем для всех родов и рас. Или вы нам настолько не доверяете?

— Ну, что вы! — натянуто, засмеялась Валя, — Если Алена хочет погостить у вас, то конечно, мы не препятствуем вашему общению.

— Я хочу! — выдохнула я, хотя хотелось провалиться сквозь землю от стальных взглядов вампиров.

— Ну, вот и ладушки, — улыбнулся отец. — Как только Григорий вернется, он заберет тебя домой. Нам многому тебя научить нужно.

— А вы сами, сейчас чем заниматься думаете? — полюбопытствовал Игорь, — в звание инквизитора восстанавливаться?

— Упаси меня Велес[i], туда соваться! Получу лицензию и буду делать обереги ведунам и магам, я и по первой своей профессии ювелир, недостатка в клиентах, думаю, не будет.

— О, я с удовольствием буду покупать ваши обереги для своей магической лавки! — оживилась Ирма. — А вы на заказ работаете?

— Конечно! Истинные обереги под заказ и делаются только.

— А какая у вас ступень силы? Третья?

— Вторая и надеюсь, не понизят, — кокетливо улыбнулся отец.

— Замечательно! Я вас уверяю — отбоя от клиентов у вас не будет.

— Это хорошо, главное, чтобы заказы были в рамках дозволенного кодекса.

— О, учитывая то, чья я невестка и жена, за законность можете не переживать,

— Ну и замечательно! Я вас сообщу, когда буду готов принимать заказы.

— Конечно! Запишите мой телефон.

Я с интересом наблюдала за отцом, он просто неповторимый обаяшка и красавчик. Такая обворожительная улыбка. А в карие глаза можно смотреть и смотреть! Так и манят к себе. Даже гордость взяла, что я на него похожа.

— Простите, где здесь туалет?

— Идем, покажу.

Ольга встала, я пошла за ней. Она проводила меня в конец коридора, в уборную, но когда я уже хотела выйти, не позволила мне этого, затолкала обратно, закрыла дверь на замок и, схватив меня за плечи, долбанула спиной о стену и угрожающе прошипела:

— Ты себя сейчас очень неправильно повела, девочка! Учти! Если это и есть план блохастых шавок и отца действительно посадят! Я твоей мамаше кишки выпушу, а тебя сожрать заставлю! И это не фигура речи! И учти! Обменявшись с отцом волчьими метками, ты сама себя подставила! Он теперь чувствует, то, как ты к нему расположена, будешь там хвостом своим крутить, вернувшись, он выпустит кишки уже тебе! Тоже не фигурально выражаясь. И неважно, сколько времени пройдет до вашей встречи! Ты теперь принадлежишь ему навечно!

— Как и он, мне! — парировала я, отталкивая от себя падчерицу. — Так, что угрожать мне не советую, а то еще нажалуюсь потом, сколько бы времени ни прошло, а солгать ты инквизитору не сможешь! И сильно осложнишь отношения с родителем, но главное со спонсором!

Я довольно улыбнулась, наблюдая, как вытянулось лицо моей хищной родственницы.

Посидев для приличия еще немного, мы отправились домой. Сев в машину отца я спросила:

— Это ведь не вы сделали?

— Да мы, что звери что ли, собственного ребенка так подставлять! — фыркнул отец.

— В смысле подставлять? Я-то тут при чем?

— Даже если его осудят на сто, на двести, да хоть на тысячу лет, ты обязана будешь хранить ему верность по договору, он, скорее всего, отправит тебя в заведение закрытого типа. Типа монастыря, на это время, так что мы последние, кто заинтересован в том, чтоб Кривицкого осудили.

Я взвыла! В монастырь мне хотелось куда меньше, чем в объятия к мужу. Пусть он и старый и жутко вредный, и вампир, и потешается надо мной вечно, но это наверняка лучше, чем монастырь! Тем более что я совсем не религиозна! Даже креститься и то не умею.

— Правда он может, и сам тебе назначить фаворита, того, кто будет приглядывать за тобой все это время, за одно и удовлетворять твои потребности в ласке на это время, что б по углам не бегала. Левую славу зарабатывая, ибо редко кто такие большие сроки выдерживает.

Еще больший бред! хотя, если подумать, зерно рациональности в этом есть, конечно.

— Но мы приложим, все силы к тому, чтобы его не осудили, это подстава, и это ясно всем.

— Кто мог это сделать?