Монсеньор Корво сделал паузу, чтобы окинуть взглядом свою коллекцию из дюжины английских курительных трубок, выстроившихся перед ним на специальной подставке черешневого дерева. За его спиной угадывались сквозь жалюзи очертания башни Хиральды и контрфорсов собора. На зеленой поверхности обтянутого кожей письменного стола прямо-таки горел прямоугольник солнечного света, и прелат будто бы случайным движением положил туда руку с перстнем, отчего желтый камень ярко засиял, а по губам Куарта скользнула легкая усмешка.

— Ваше Преосвященство упомянули также о проблемах технического характера, — напомнил он.

Он сидел на неудобном стуле сбоку от стола архиепископа в обширном кабинете, вдоль всех стен которого, до самого потолка, тянулись полки, уставленные сочинениями отцов Церкви и папскими энцикликами; все книги были в одинаковых кожаных переплетах, с вытисненным на корешке архиепископским гербом. В другом конце комнаты, под висящим на стене распятием из слоновой кости, находился reclinatorio[37], а также небольшой диван, два кресла и низкий столик — место, где сеньор Корво оказывал куда более сердечный прием людям, пользующимся его симпатией. Очевидно было, что эмиссар Института внешних дел не принадлежит к их числу.

— Секуляризация[38]здания — необходимая процедура, предшествующая его сносу, значительно осложняется некоторыми обстоятельствами. — Подчеркнуто весомый, многозначительный тон архиепископа все же не мог скрыть, что тот опасается Куарта и в его присутствии чувствует себя неуютно. Монсеньор Корво выбирал слова крайне тщательно, чтобы не допустить и малейшей возможности их двойственного истолкования. — Существует некая старинная привилегия, предоставленная в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году моим славным предшественником, тогдашним архиепископом Севильским, с санкции Его Святейшества Папы, и она определяет все четко и ясно: до тех пор, пока в данной церкви каждый четверг будет служиться месса за упокой души ее благодетеля, Гаспара Брунера де Лебрихи, она сохранит свои права на эту землю.

— Почему именно каждый четверг?

— По-видимому, он скончался в этот день. Семейство Брунер было весьма могущественным, так что, полагаю, этот дон Гаспар крепко держал за горло моего славного предшественника.

— И отец Ферро, разумеется, служит мессу каждый четверг…

— Каждый день, — в голосе архиепископа прозвучала искренняя досада, — в восемь утра. За исключением воскресений и праздничных дней. Тогда он служит две.

Куарт с невинным видом чуть подался в сторону стола.

— Но ведь Ваше Преосвященство обладает достаточной властью, чтобы призвать его к порядку.

Архиепископ метнул на него свирепый взгляд. Его рука с перстнем нервно сжималась и разжималась, портя впечатление от игры солнечных лучей на желтом камне.

— Не смешите меня. — Ни выражение его лица, ни кислый голос не имели ничего общего со смехом. — Вы же понимаете, дело тут не во власти. Как может архиепископ запретить приходскому священнику служить мессу?.. Это проблема дисциплины. Отец Ферро — человек в возрасте, крайне консервативный даже во многих аспектах отправления церковной службы, однако у него есть собственная позиция, от которой он не отступает ни на шаг. Короче говоря, он пропускает мимо ушей все мои увещевания и призывы к порядку.

— Ваше Преосвященство не обдумывали возможность лишения отца Ферро его прихода?

— Обдумывал, обдумывал… — Монсеньор Корво раздраженно уставился на Куарта. — Все не так просто. Я обратился в Рим с соответствующей просьбой, но такие дела делаются медленно. А кроме того, боюсь, после этой истории с пиратским компьютерным посланием Ватикан прислал вас сюда в качестве охотника за скальпами.

Куарт никак не отреагировал на иронию архиепископа. «Ты сам не желаешь пачкаться, — подумал он, — поэтому норовишь перебросить это дело нам. Пусть палачами будут другие, а твои руки останутся чистыми».

— И что же теперь, Монсеньор?

— Да ничего. Все повисло в воздухе. Банк «Картухано» уже подготовил операцию, связанную с использованием этого участка земли. Операцию, которая для моей епархии… — Монсеньор Корво, похоже, засомневался в правомерности употребления в таком контексте притяжательного местоимения и после секундного размышления мягко поправился: — Для этой епархии будет весьма выгодна. Хотя мы имеем на эту землю лишь моральное право, приобретенное за три века служения на ней Господу нашему, «Картухано» обещает нам щедрую компенсацию, которая придется как нельзя кстати именно сейчас, в это трудное время, когда во всех епархиях кружки для пожертвований заросли паутиной. — Архиепископ позволил себе по поводу собственной шутки легкую улыбку, на которую Куарт счел более разумным не отвечать. — Кроме того, банк обещает финансировать церковь в одном из наиболее бедных кварталов Севильи и создать фонд поддержки нашей общественной работы среди цыган… Что скажете?

— Это убеждает, — без эмоций отозвался Куарт.

— Вот видите. И все дело застопорилось из-за упрямства приходского священника, которому не сегодня-завтра пора на пенсию.

— Но он пользуется большой любовью в своем приходе. По крайней мере, так говорят.

Монсеньор Корво снова ввел в игру руку с перстнем, на сей раз подняв ее жестом несогласия, прежде чем уложить на привычное место рядом с золотым наперсным крестом.

— Ну, не будем преувеличивать. Окрестные жители здороваются с ним, десятка два старух ходят к мессе. Но это ничего не значит. Люди кричат: «Благословен, кто пришел от имени Господа!», но вскоре им становится скучно, и они распинают того, кого только что приветствовали. — Архиепископ перебрал взглядом выстроившиеся перед ним на столе трубки; наконец решившись, выбрал одну — изогнутую, с серебряным кольцом. — Я пытался как-то изменить положение. Даже думал о том, не следует ли дискредитировать его в глазах прихожан… разумеется, предварительно тщательно взвесив все могущие проистечь из этого плюсы и минусы. Однако я опасаюсь зайти слишком далеко: не принесет ли подобное лекарство еще больше вреда, чем сама болезнь? В конце концов, у нас есть долг перед этими людьми, а отец Ферро — человек хоть и упрямый, но искренний. — Он постучал чашечкой трубки о ладонь. — Может быть, вы… У вас ведь гораздо больше опыта в том, как привести человека от Каифы к Пилату.

Это евангелическое оскорбление было сформулировано столь безупречно, что Куарт не нашелся что возразить. Его Преосвященство, открыв ящик стола, извлек на свет божий жестяную коробку с английским табаком и занялся набиванием трубки, предоставив продолжать разговор собеседнику. Куарт чуть наклонил голову; только глядя ему прямо в глаза, можно было заметить его усмешку. Но архиепископ не смотрел на него.