– Его светлости, – тихо поправила мисс Твиттертон.

– Он вам прямо сказал, что будет здесь?

– Да, милорд. По крайней мере он сказал, что вернет мне кое-какие деньги, которые я вложил в это его дело. Обещал сегодня вернуть.

– Ох, Фрэнк! Ты опять огорчил дядю. Я же сказала тебе, что это все глупости про твои деньги. Я знаю, что у дяди с ними ничего не случится.

Питер встретился взглядом с Гарриет над головой мисс Твиттертон.

– Он сказал, что вернет их вам сегодня утром. Могу ли я спросить, была ли это сколько-нибудь значительная сумма?

– Сорок фунтов[83], – сказал садовник, – он их у меня вытянул на свою радиолавку. Для вас это, может быть, и немного, – продолжил он неуверенно, как будто пытаясь оценить, чего стоят титул Питера, его старый потертый блейзер, его слуга и непримечательный твидовый костюм жены, – но у меня есть на что их потратить, так я ему и сказал. Я попросил вернуть их на той неделе, и он, как обычно, стал заговаривать зубы: он, мол, таких сумм в доме не держит, все выворачивался…

– Фрэнк, разумеется, он таких сумм в доме не держит. Его вообще могли ограбить. Однажды он потерял бумажник, а в нем было целых десять фунтов.

– Но я уперся, – продолжил Крачли свою линию, – мол, мне надо их забрать, и наконец он сказал, что отдаст сегодня, потому что ему что-то заплатят.

– Он так и сказал?

– Да, сэр… милорд, а я ему: возвращайте, а не то я в суд пойду.

– Ох, Фрэнк, не надо было так говорить!

– А я сказал. Дай мне рассказать его светлости все, что его интересует.

Гарриет снова встретилась взглядом с Питером, и он кивнул. Деньги за дом. Но если Крачли знал и про это.

– Он не сказал, за что должен получить деньги?

– Скажет он, как же. Из него слова лишнего не вытянешь. Честно говоря, я и не думал, что он взаправду ожидал каких-то денег. Отговорки просто придумывал. Всегда с деньгами тянет до последнего, да и тогда пытается увильнуть. Чтоб проценты за полдня не потерять, значит, – добавил Крачли с неожиданной робкой улыбкой.

– Полезный принцип, ничего не скажешь, – сказал Уимзи.

– Это да, так он свое и скопил. Он человек зажиточный, мистер Ноукс. Но я все равно ему сказал, что мне нужны сорок фунтов на новый гараж для таксей.

– Для такси, – вставила мисс Твиттертон учительским тоном, неодобрительно покачав головой. – Фрэнк давно копит, чтобы завести свой собственный гараж.

– Так вот, – с ударением сказал Крачли, – деньги были нужны на гараж, и я сказал: “В среду зайду за деньгами или в суд пойду”. Так я сказал. И потом сразу ушел и больше его не видал.

– Понятно. Итак, – Питер перевел взгляд с Крачли на мисс Твиттертон и обратно, – сейчас мы съездим в Броксфорд и разыщем этого джентльмена, и тогда все выяснится. Тем временем мы хотим поддерживать порядок в саду, так что продолжайте как обычно.

– Очень хорошо, милорд. Мне приходить по средам, как и раньше? Мистер Ноукс платил мне пять шиллингов за день.

– Я буду платить столько же. Кстати, вы что-нибудь знаете про электростанции?

– Да, милорд. У нас одна стоит в гараже, где я работаю.

– Дело в том, – сказал Питер, улыбаясь своей жене, – что, хотя свечи и керосинки – это романтика и так далее, я думаю, нам придется электрифицировать Толбойз.

– Да хоть весь Пэгглхэм, милорд, – отозвался Крачли с неожиданным воодушевлением. – Я с большим удовольствием…

– Фрэнк, – радостно подхватила мисс Твиттертон, – все знает про технику!

Несчастный Крачли, готовый взорваться, поймал взгляд Питера и смущенно улыбнулся.

– Хорошо, – сказал лорд Питер. – Мы это скоро обсудим. А пока продолжайте делать то, что вы делаете по средам.

Тут садовник с благодарностью сбежал, а Гарриет подумала, что учительская привычка делать замечания вошла в кровь мисс Твиттертон, а ничто так не раздражает мужчин, как смесь укоров и похвал.

Скрип калитки вдалеке и шаги по дорожке нарушили тишину, воцарившуюся после ухода Крачли.

– Может быть, – проговорила мисс Твиттертон, – это дядя идет.

– Я очень надеюсь, – сказал Питер, – что это не какой-нибудь ушлый репортер.

– Нет, – возразила Гарриет, подбегая к окну. – Это викарий, он пришел с визитом.

– О, наш дорогой викарий! Может быть, он что-то знает.

– А! – сказал мистер Паффет.

– Великолепно, – отозвался Питер. – Я коллекционирую викариев. – Он присоединился к Гарриет на ее наблюдательном посту. – Весьма крупный экземпляр, шесть футов четыре дюйма или около того, близорукий, заядлый садовник, музыкален, курит трубку..

– Боже мой! – воскликнула мисс Твиттертон. – Вы знакомы с мистером Гудакром?

– Неряшлив, жена едва сводит концы с концами на его жалованье; продукт одного из старейших учебных заведений, урожай 1890 года – Оксфорд, я думаю, но все же не Кибл[84], хотя он настолько близок по взглядам к Высокой церкви, насколько ему позволяют прихожане[85].

– Он тебя услышит, – сказала Гарриет, когда преподобный джентльмен выдернул нос из середины куста георгинов и направил неуверенный взгляд сквозь очки в окно гостиной. – Насколько я помню викария, ты прав. Но почему Высокая церковь?

– Римское облачение и брелок на цепочке указывают ввысь. Вы знаете мои методы, Ватсон. Но пачка нотных листов с Te Deum под мышкой намекает, что на утрене поют, как принято в Официальной церкви, кроме того, хотя мы слышали, как на церкви пробило восемь, никто не звонил к ежедневной службе.

– Как тебе удается обо всем этом думать, Питер!

– Прошу прощения, – сказал ее муж, слегка покраснев. – Я не могу не замечать такие вещи, чем бы я ни был занят.

– Час от часу не легче! – ответила его леди. – Это шокировало бы даже миссис Шенди[86].

А мисс Твиттертон, совершенно сбитая с толку, поспешила объяснить:

– Ну конечно же, сегодня вечером занятия хора. По средам, знаете ли. Всегда по средам. Он несет ноты в церковь.