«Годы и в самом деле обходят эту женщину, как нетленную святую. Или, наоборот, как проклятую грешницу», – понял Дмитрий, убедившись, что возраст по-прежнему никак не накладывается ни на прекрасный лик графини фон Жерми, ни на её утонченную фигуру.

Даже из девичьих лет доставшаяся ей ужимка – кончик язычка, зажатый зубками, – по-прежнему выражала почти весь спектр ее чувств; в том виде, конечно, в каком она их воспринимала.

– Вы правы, Анна, в принципе наша встреча способна была состояться только в прошлой жизни или же в ином мире, в ином, совершенно недоступном всем прочим обитателям планеты нашей измерении.

– Причем самое фантастическое, что она все же состоялась, – продолжила их диалог Жерми, воспользовавшись тем, что Волынцев специально отвел подошедшего контр-адмирала Ставинского чуть в сторонку. Генерал знал о привязанностях этих двоих людей и позволил им провести хотя бы первые минуты этого неожиданного свидания наедине. – Даже если мы не станем уточнять при этом, где именно это свидание происходит.

– К черту какие-либо уточнения! – с азартом влюбленного первокурсника подыграл ей подполковник. – Главное, что судьба все-таки свела нас. Пусть и самым дичайшим образом.

Они мельком взглянули на Волынцева и контр-адмирала, которые что-то неспешно, с дипломатической степенностью, обсуждали, глядя при этом не друг на друга, а на итальянский линкор. Сейчас эти военные вели себя как коммерсанты, которым предстояло покупать эту груду старого, но все еще удерживавшегося на плаву железа.

– Но коль скоро мы все-таки встретились… – вновь заставила обратить на себя внимание Жерми. – Можно, я поцелую вас? Исключительно от избытка чувств.

– Ни в коем случае! – выбросил вперед ладони с растопыренными пальцами Гайдук. – Мне известны «ваши поцелуи Изиды».

– Значит, все еще помните… – ничуть не смутилась Жерми. – Даже о давно забытых мною «поцелуях Изиды».

– Забытых?! Вами?

– Помилуйте, подполковник. Мы же сейчас не в России.

– Это ничего не меняет.

Они прохаживались вдоль кованой металлической ограды, сотворенной кузнецами из орнаментов, очевидно, позаимствованных из османских или персидских ковров. Фоном им служила голубовато-бирюзовая рябь Влёрского залива, фрагменты которого ажурно очерчивались замысловатыми изгибами узоров и надстройками судов.

– Мир, в котором я стараюсь проводить оставшиеся годы, представления не имеет, что такое красные и белые. Исключая страны так называемой «народной демократии», конечно, попадать в которые стараюсь как можно реже.

– И все же никогда не поверю. Причем не только я, – сдержанно проворковал подполковник. – Буквально только что о «причудах Изиды» мне напомнили даже из Москвы, радиограммой.

– Не ври, Гайдук, – неожиданно обратилась к нему в том духе, в каком обращалась во времена их довоенного общения. – Ни о каких причудах моих из Центра не напоминали; речь наверняка шла о кодовом названии операции.

– Только это, графиня, ваш покорный слуга и имел в виду.

– А вы, подполковник, что, – сразу же изменила тему и тональность разговора Анна, – всерьез уверовали, что вам когда-нибудь позволят забыть о бедной графинюшке фон Жерми? Какая неискоренимая наивность!

– Мысли не допускал, что напоминать станут самим вашим появлением на набережной Влёры.

– Ну, напоминать о себе, допустим, пришлось самой, – вновь зажала она зубками кончик язычка. – Мне стоило немало усилий сначала добиться, чтобы в состав «репарационной миссии», как мы ее называем, был включен представитель Красного Креста. А затем уже – отстаивать свое право на то, чтобы представителем этим была назначена именно я, а не волонтеры из Италии, Англии или Швеции, которые, видите ли, вдруг воспылали желанием «внести свою лепту в обустройство послевоенного мира». К тому же отстаивала я это право с самыми серьезными намерениями, потому как знала: платой за мои старания станет рандеву с любимейшим из моих мужчин.

– Просто не ожидал, что напоминание настигнет меня именно в этой части света.

– Я уже не единожды ловила себя на мысли: мир слишком изменился для того, чтобы мы с вами все еще имели право на существование в нем.

Глядя на сие «исчадие греха и соблазна», в принципе невозможно было поверить, что у этой хорошо вышколенной диверсантки изначально не существовало ни «своих», ни «чужих»; что она давно уже воюет только за себя, а значит, против всех. И что при первой же возможности Жерми готова пристрелить каждого, кто встанет на ее пути. Притом что в действиях ее замечена некая странность: стрелять, к тому же с непостижимой меткостью, она старается только в солнечное сплетение.

Если же приходится добивать – тоже не важно, своего ли, чужака, – предпочитает сопровождать этот акт убиения ритуальным поцелуем в лоб, «поцелуем прощания и прощения», который сама же нарекла «поцелуй Изиды». В сорок первом, во время их исхода из Степногорска, Гайдук сам был свидетелем воплощения этого самого «поцелуя» в жизнь, точнее, в смерть.

– Мне почему-то вспомнился наш дивный «отступленческо-беженский» драп от Степногорска до Днепра[21].

– Было бы странно, если бы не вспомнили о нем. Как раз во время этого драпа вы и познали, что такое «поцелуй Изиды» в реалиях войны.

– Ничто из моих собственных военных реалий не врезалось в память с такой поразительной четкостью, как события этого рейда.

– Еще бы, – многозначительно как-то отреагировала Анна. И, лишь выдержав небольшую паузу, заметила: – А ведь в те дни мы оба были если не на краю беженской гибели, то, уж точно, на пороге следственного отдела НКВД. Однако сумели выстоять. Прежде всего благодаря вам, подполковник.

– Просто обстоятельства складывались удачно.

– Э, нет! Не смейте преуменьшать свои заслуги, подполковник. Все эти обстоятельства хитроумно создавали и всячески подминали под себя вы.

22

Подполковник и фон Жерми помолчали, давая понять друг другу, что философская прелюдия встречи завершена и самое время переходить к сугубо практическим вопросам.

– Если я верно воспринимаю ситуацию: у вас имеются какие-то сообщения для Центра, графиня?

– Имелись. Большинство из них уже переданы военному атташе Волынцеву и переправлены в Центр по дипломатическим и прочим каналам.

– Все-таки Главное разведуправление при штабе Вооруженных сил не просчиталось, полагаясь на ваш профессионализм и ваши возможности, Изида. Прошло столько лет, а вы все еще в строю, к тому же по-прежнему на передовой. А ведь многих профессионалов едва хватало на два-три месяца. В каком чине пребываем?

– Всего лишь старшего лейтенанта.

– Уже старшего лейтенант, если учесть, что отправляли вас за линию фронта младшим лейтенантом. И награды наверняка имеются?