Он молчит, и это хорошо. Происходящее не требует словесного описания.

На пресс-конференции Кокс разъяснил: «Родственники вылезут из автобусов и пешком пойдут к Куполу… Гостям будет разрешено находиться на расстоянии двух ярдов от Купола. Мы полагаем, что это безопасно, хотя не даем никаких гарантий». Конечно же, жизнь вносит коррективы. Как только двери автобусов открываются, люди выскакивают из них и несутся к Куполу, выкрикивая имена своих самых родных и близких. Некоторые падают и попадают под ноги другим (один человек погибнет, четырнадцать получат травмы, из них шестеро — серьезные). Солдат, которые пытаются обеспечить зону безопасности у самого Купола, сметают. Желтые ленты с надписью «БЛИЖЕ НЕ ПОДХОДИТЬ» — сорваны, их втаптывают в пыль десятки и сотни ног. Вновь прибывающие, оказавшись рядом с Куполом, бегут вдоль него, плача и выкрикивая имена жен, мужей, родителей, сыновей, дочерей, невест и женихов. Четыре человека то ли солгали, отвечая на вопрос о наличии вживленных электронных медицинских устройств, то ли забыли про них. Трое умирают мгновенно. Четвертый — он не увидел в списке запрещенных устройств вживленный слуховой аппарат, работающий от батарейки — пролежит в коме неделю, прежде чем многочисленные мозговые кровотечения не сведут его в могилу.

Мало-помалу все утрясается, и камеры, выдающие общую картинку на все телеканалы, ничего не упускают. Они замечают, как жители города и гости сводят ладони, разделенные невидимым барьером. Они наблюдают, как люди пытаются поцеловаться. Они дают крупным планом мужчин и женщин, которые плачут, глядя друг другу в глаза. Они показывают тех, кто падает, потеряв сознание, как внутри Купола, так и за его пределами, и тех, кто молится, стоя на коленях, лицом друг к другу, воздев руки. Они фокусируются на мужчине, находящемся снаружи, который молотит кулаками по преграде, не пускающей его к беременной жене, и молотит до тех пор, пока не лопается кожа и кровавые капли не повисают в воздухе. Они надолго задерживаются на старушке, которая пытается прикоснуться кончиками пальцев ко лбу рыдающей внучки, но только вдавливает их в невидимую преграду.

Вертолет с камерой вновь поднимается в воздух и зависает, передавая картинку двойной человеческой змеи, растянувшейся более чем на четверть мили. Со стороны Моттона листья пламенеют и танцуют, как им и положено в октябре; на стороне Честерс-Милла они обвисшие и неподвижные. За спинами горожан, на шоссе, на полях, в кустах, валяются десятки принесенных ими плакатов. В миг воссоединения (почти воссоединения) политика и протесты забыты.

Кэнди Краули говорит:

— Вольф, это вне всякого сомнения самое грустное, самое странное событие, которое мне пришлось освещать за всю мою репортерскую жизнь.

Однако человеческие существа славятся умением приспосабливаться к обстоятельствам, и мало-помалу волнение и необычность ситуации начинают отходить на задний план. Родственники теперь просто общаются. Тех, кто не выдержал напряжения — по обе стороны Купола, — уносят. Со стороны Милла нет палатки Красного Креста, поэтому полицейские укладывают пострадавших в тени патрульных автомобилей, в ожидании Памелы Чен и школьного автобуса.

В полицейском участке члены штурмовой группы, которой предстоит захват ХНВ, наблюдают за происходящим у Купола с той же молчаливой зачарованностью. Рэндолф им не мешает: время еще есть. Он проверяет имена по своему списку, потом взмахом руки предлагает Фредди Дентону выйти с ним на площадку у лестницы. Он ожидал, что Фредди будет недоволен тем, что руководство операцией досталось не ему (Питер Рэндолф всю жизнь мерил других по себе), но ничего такого нет и в помине. Это куда более серьезное задание, чем вытаскивать старика алкоголика из продуктового магазинчика, и Фредди только рад, что вся ответственность лежит на ком-то еще. Он не против того, чтобы лавры достались ему, если все пройдет хорошо, но, допустим, не пройдет? Рэндолф об этом не задумывается. Один безработный смутьян и один мягкотелый фармацевт, который не скажет «говно», даже если увидит его в своей овсянке? Да что при таком раскладе может пойти не так?

И тут выясняется, когда они стоят у лестницы, с которой не так уж и давно столкнули Пайпер Либби, что полностью увильнуть от руководства операцией Фредди не удастся. Рэндолф протягивает ему листок. Это список из семи человек. Один из них — Фредди. Остальные: Мел Сирлс, Джордж Фредерик, Марти Арсено, Обри Таул, Коротышка Норман и Лорен Конри.

— Ты поведешь эту группу по лесовозной дороге, — говорит Рэндолф. — Знаешь ее?

— Да, отходит от Литл-Битч ближе к городу. Отец Сэма Бухло проложил эту…

— Мне без разницы, кто ее проложил, — обрывает его Рэндолф. — Твое дело — проехать по ней до конца. В полдень проведешь своих людей через лес. Вы выйдете к радиостанции с тыла. В полдень, Фред. Это означает, ни минутой раньше и ни минутой позже.

— Я думал, мы все пойдем тем путем, Пит.

— Планы изменились.

— Большой Джим знает, что они изменились?

— Большой Джим — член городского управления, Фредди. Я — начальник полиции. И твой, между прочим, начальник, так что заткнись и слушай.

— Из-ви-ни. — И Фред лодочками прикладывает руки к ушам, проявляя, мягко говоря, неуважение.

— Я проеду по Литл-Битч чуть дальше поворота к радиостанции. Возьму с собой Стюарта и Ферна. А также Роджера Кильяна. Если Буши и Сандерсу достанет глупости открыть по вам стрельбу — другими словами, если мы услышим выстрелы, — то выдвинемся к радиостанции и нападем на них с тыла. Ты это понял?

— Да.

— Хорошо, давай синхронизируем часы.

— Э… что?

Рэндолф вздыхает:

— Мы должны убедиться, что ходят они у нас одинаково и полдень наступит одновременно для нас обоих.

На лице Фредди по-прежнему написано недоумение, но он подчиняется.

Из полицейского участка доносится чей-то — похоже, Коротышки — крик:

— Ух ты! Еще один мордой в пыль! Они складируют обморочников за патрульными машинами, как дрова!

Ему ответили смех и аплодисменты. Все пребывали в отличном настроении, предвкушая то, что Мелвин Сирлс назвал «возможной стрелковой практикой».

— Выезжаем в четверть двенадцатого, — говорит Рэндолф Фредди. — Телевизор можем посмотреть еще почти сорок пять минут.

— Хочешь поп-корна? — спрашивает Фредди. — У нас целая миска в полке над микроволновкой.

— Почему нет?

У Купола Генри Моррисон идет к своему патрульному автомобилю и пьет воду. Форма насквозь мокрая от пота, и он не помнит, когда ощущал такую усталость (Генри думает, что причина в плохом воздухе: ему никак не удается вдохнуть полной грудью), но в целом доволен и собой, и своими людьми. Давки у Купола удалось избежать, никто не умер на этой стороне — пока не умер, — и люди успокаиваются. Полдесятка телевизионщиков с камерами бегают взад-вперед со стороны Моттона, стараясь запечатлеть как можно больше примеров счастливого воссоединения. Генри знает, что это вторжение в личную жизнь, но полагает, что Америка и весь мир имеют право видеть такое. Да и сами люди, похоже, не возражают. Некоторым даже нравится; они получают свои пятнадцать минут славы. У Генри есть возможность поискать отца и мать, но он не удивлен тем, что не видит их. Они давно уже уехали в Дерри, да и возраст у них приличный. Он сомневается, что их имена внесли в список участников лотереи, с помощью которой отбирались гости.