Я проснулся. Я лежал на своей ветвистой постели, и никакой Главсплетни, никакого «Юрия Цезаря». Но мяуканье не прекращалось, наоборот, оно стало громоподобным. Я глянул вниз – и обомлел. Невдалеке от моего убежища стоял космический зверь. Головой своей и расцветкой он походил на нормального земного тигра, но имел шесть ног. Он пристально глядел в мою сторону, и я понял, что мое дело – швах. Правда, до меня ему не добраться (а то он бы уже добрался и съел меня), но если он будет долго дежурить здесь, то я умру на своей жилплощадке от голода и жажды. Мне стало еще страшнее. И все же это был живой страх, страх с надеждой на избавление от страха, а не тот безысходный, стойкий ужас, который душил меня в Храме Одиночества.

И вот настала ночь. Впрочем, «настала» – не то слово. Тьма беззвучно захлопнулась надо мной, и сквозь просветы между ветвями мне стали видны созвездия, которых никто из землян до меня не видывал. Но мне было не до светил небесных. Тигр не покидал своего поста и время от времени разражался громогласным мяуканьем. Тем временем на небо выкатилась тамошняя луна; была она куда больше земной я, пожалуй, вдвое ярче. В ее зеленоватом свете зверь казался еще больше и страшнее. Разлегшись на поляне, он глядел в мою сторону и иногда облизывался, предвкушая сытный ужин. Впрочем, теперь предвиделся уже не ужин, а завтрак. Луна незаметно ушла с небес, настала недолгая тьма, потом стало светать.

Светать-то светало, и довольно быстро, но в природе готовилось что-то недоброе. По небу торопливо бежали мелкие разрозненные облака, поднялся ветер, тревожно зашелестели листья на моем чертежном дереве. Вскоре облака сгустились, теперь над лесом висела туча. Нет, не туча – а прямо-таки туша какая-то тяжелая. Ветер усилился, начался ливень. Тигр покинул поляну и укрылся под ближайшими деревьями. Я накрылся плащом и вцепился в ветки, чтоб меня не унесло ветром, который стал ураганным. Из чащи слышался хруст, тяжелые удары – это буря-дура калечила, ломала ветки и стволы. Но мое дерево не подвело меня. Она раскачивалось, как тростинка, гнулось в три погибели, но не ломалось.

А через час – ясное небо и полное безветрие. И в наступившей тишине я услышал вопли тигра. Нет, не мяуканье, а именно вопли, очень жалобные. Я поглядел в ту сторону и сквозь просветы в ветвях разглядел, что зверюга с места сойти не может. Дерево, под которым он пережидал бурю, сломалось от порыва ветра – и хвост ему защемило. Сперва я обрадовался – так тебе и надо, шестиногий агрессор! Но время шло, а он все выл и выл, и мне стало жаль неудачника. Мне захотелось помочь ему, однако покинуть свое убежище я боялся. Часа полтора промаялся я в нерешительности, потом все-таки уговорил сам себя быть похрабрей и, захватив топор, спустился из своего скворечника-курятника на землю. Подойдя к воющему бедолаге, я погрозил ему топором, – мол, зарублю, если свой хищный характер проявишь, и стал осторожно обрубать кусочки дерева вокруг его хвоста. И вот зверь на свободе. Хвост, правда, оказался переломленным, кривым – и, вероятно, навсегда. Но главное – воля вольная. Тигрюга посмотрел на меня и удалился в чащу, все еще жалобно завывая.

Помог я Кривохвосту просто из жалости, не ожидая никаких выгодных последствий, но в дальнейшем выяснилось, что и инопланетным тиграм не чуждо чувство благодарности.

Тигр возле моего чертежного дерева больше не появлялся, да и вообще никаких опасных зверей поблизости не видно было. В течение двух суток я безбоязненно прогуливался возле своего самодельного жилья, вдоволь лакомился питательными ягодами. Но вскоре спокойствие мое было нарушено.

На поляну, где я кормился, приперлось вдруг целое стадо большущих жвачных животных. Их туловища оканчивались не хвостами, а змеями, очевидно, для обороны от хищников. Змеи-хвосты извивались, зорко поглядывая по сторонам, и порой шипели. Из своего убежища я наблюдал, как эти змеехвостые буйволы, распахнув пасти, жуют ягодные кусты. Когда прожорливое стадо удалилось, я убедился, что мне ни единой ягодки не осталось. Настал для меня острый продовольственный кризис, и продолжался он двое суток, ибо удаляться далеко от своего жилища я не решался, опасаясь стать жертвой тигров. На третьи сутки страх умереть от голода и страх нарваться на голодного зверя вступили в борьбу – и победил первый. Я направился вниз по течению ручья на поиски новой базы снабжения.

Я прошел километра три, но ягодных кустов не увидел. Однако вскоре я нашел пищу, и притом очень питательную. Выйдя на просторный луг, я обнаружил, что на краю его растут деревья, ветви которых сплошь покрыты гороховыми стручками. Подойдя к одному из этих гороховых деревьев, я нагнул ветку и вскоре понял, что инопланетный горох ничуть не хуже нашего земного. В безвредности же этого продукта убедили меня живые существа, которые при мне кормились им. Эти небесные создания сами по себе весьма миниатюрны, но спина каждого из них увенчана продолговатым баллоном из полупрозрачной кожи; баллон этот, как я догадался, служит вместилищем желудочных газов и позволяет зверьку держаться в воздухе. Крыльев у этих живых дирижабликов нет, свой полет они регулируют при помощи веерообразного хвоста. Выбрав ветку, где стручки поаппетитней, зверюшка застывает в воздухе и, вытянув длинную шею, приступает к приему пищи.

Рискуя обозлить ханжей, осмелюсь высказать предположение, что в будущем, когда, человечество исчерпает природные энергетические ресурсы, оно задаст себе вопрос: а не может ли и человек подняться в воздух за счет перевариваемой им пищи? И, быть может, уже живет и здравствует неведомый изобретатель, некий гороховый Дедал, замысливший осуществление этой идеи. Когда он предложит свой проект человечеству, то на первых порах будет поруган и осмеян, –

Но я отвлекся. Вернусь к тому, что, стоя под гороховым деревом, я срывал с его ветвей стручки и с аппетитом поглощал их содержимое. Я ел, ел, ел – и не мог насытиться. Но вот наконец настала блаженная минута: я почувствовал, что больше ни одной горошины съесть не могу. И тут я глянул в сторону и обомлел, затрясся мелкой дрожью. И было от чего! На этот самый луг из лесной чащи вышли два тигра. Одного из них я сразу узнал, – то был Кривохвост, мой знакомец. Второй экземпляр был поменьше, поизящней, я сразу догадался, что это – тигродама, законная половина Кривохвоста. Увидя меня, она свирепо замяукала, спружинилась – и у меня возникло убеждение, что сейчас для меня наступит спокойствие № 10. То есть они сожрут меня за милую душу. Но тут послышался второй голос – это Кривохвост замяукал… И вдруг вижу: мяучит он не в мою сторону, а в сторону своей подруги, склонясь к ее пушистому уху. И мяуканье у него не агрессивное, а с какими-то лирическими переливами. Потом оба удалились.