Внезапно я увидела, как одна из девушек перенесла ногу через голову выбранного ею мужчины и на мгновение положила ее к нему на плечо, опустив взор во время этой очень интимной церемонии. По окончании ритуала нуба, танцуя, вернулась к своей группе. Тогда я еще не имела ни малейшего представления о значении подобного культового действа, но догадалась, что это скорее всего необычная для европейцев любовная традиция. Действительно, позже подтвердилось, что у юго-восточных нуба таким образом девушке надлежит выбирать партнера для семейной жизни.

На следующее утро пришло время покидать Кау. Это воспринималось как неизбежность. Омда в последний день вызвался показать нам деревню Ньяро, пожалуй, самую красивую из трех, большую, чем Фунгор, но меньшую, чем Кау. В этих поселениях в общей сложности проживало около трех тысяч юго-восточных нуба.

В Ньяро, осмотревшись, я обнаружила юношу, тело которого украшала фантастическая роспись под леопарда, а лицо напоминало Пабло Пикассо. К моему удивлению, он милостиво разрешил себя сфотографировать. Вскоре выяснилось, что «псевдоПикассо» не единственный так необычно раскрашен, отовсюду ко мне подходили молодые люди с лицами, стилизованными под маски. Это были отнюдь не примитивные картинки. Гармония между красками и формами указывала на высокую меру художественного таланта.

Не все обитатели Ньяро позволяли себя фотографировать. Чувствовалось, что потребуется много времени и терпения, чтобы завязать доброжелательные отношения с этими людьми или подружиться. То, что открылось мне здесь за два дня, оказалось так интересно и значительно, что я решила отложить все прочие дела, чтобы вскоре вернуться сюда опять.

Побывав в этом почти нереальном мире, все мое существо наполнилось воодушевлением и новыми мечтами.

Мы с Хорстом успели на самолет в Хартум и находились теперь в отеле «Красное море» недалеко от гавани Порт-Судана. Наше возвращение из Кау в Тадоро сравнимо лишь с путешествием сквозь ад: мы ехали, соревнуясь со временем, и достигли гор Нуба с последней каплей бензина в топливном баке. К тому же возникли неполадки в машине, и Хорст, который от усталости едва держался на ногах, принялся ее ремонтировать. Мы почти застряли в Тадоро, но в последнее мгновение Мухаммаду удалось в обмен на магнитофон достать у арабского торговца бензин, которого хватило как раз до Семейха, и это стало нашим спасением.

После перелета в Хартум, предварительно выдержав 53-часовуіо непрерывную езду, мы буквально находились на пределе сил, а Хорст теперь уже серьезно заболел. Осунувшийся, с мутным взором, он бродил всюду, шаркая как старик. Два дня не было возможности достать необходимые лекарства, у больного отсутствовал аппетит. Я уже собиралась аннулировать билеты, но тут Хорсту, наконец, удалось перебороть болезнь. Он сумел даже успешно переправить наш багаж из двадцати ящиков через таможню и договориться об его отправке в Мюнхен. После всего этого на автомобиле мы отправились в Порт-Судан.

В итоге, добравшись до места, хотелось лишь одного — выспаться. Когда Хорст окончательно выздоровел, мы решили узнать о возможностях местных клубов подводного плавания. Как-то недавно моя приятельница написала мне, что группа ныряльщиков из Мюнхена под руководством Бертля Рунга, возможно, отсюда предпримет серию морских рейсов с целью погружения. Нам с Хорстом удалось разыскать здесь этих мюнхенцев и присоединиться к ним.

Вскоре мы уже плыли на старом пароходе, который должен был доставить всю нашу компанию к месту моего первого погружения в Красное море — к обломкам некогда затонувшей «Умбрии». Среди опытных ныряльщиков я чувствовала себя несколько неуверенно, так как здесь все было по-другому, нежели в Индийском океане, где погружения происходили при тридцатиградусной температуре воды и в купальных костюмах, поэтому использовалось мало свинца. Красное море гораздо холоднее, и мои компаньоны облачились в костюмы из неопрена.

Рядом разговор почти все время шел об акулах, и мне стало не по себе. Акулы в Индийском океане мне не попались, там встречались большие мурены, барракуды, крупные окуни и громадные манты — не столь опасные рыбы. Я боялась встретиться на глубине с опасностью. Особенно после рассказанной капитаном авантюрной истории, произошедшей несколько лет тому назад здесь, в Порт-Судане. В итоге потерпевший ныряльщик пострадал даже не от акулы, а от другой огромной рыбины — старого морского окуня, повредившего несчастному воздушный шланг.

В опасной ситуации при погружении в глубины Красного моря я оказалась исключительно благодаря собственной неопытности. С моей стороны оказалось большой ошибкой обвесить себя чрезмерным количеством свинца. После того как пароход пришвартовался недалеко от «Умбрии» мы с Хорстом пропустили вперед всех ныряльщиков, а затем спрыгнули в воду сами. Вновь открыла глаза я уже в темноте, и тут же заметила, что погружаюсь слишком быстро. Глубиномер показывал 20 метров, а меня тянуло вниз все сильнее. Для того чтобы остановить столь стремительный процесс, не сбрасывая утяжеляющий пояс, потребовалось приложить огромные усилия, работая ластами, чтобы очутиться наверху.

Спустя несколько часов, мы предприняли еще одну попытку погружения у «Умбрии», на сей раз я надела лишь половину предыдущего количества свинца и все прошло великолепно. Теперь можно было сколько душе угодно наблюдать за пестрыми коралловыми рыбками, нашедшими пристанище среди обломков корабля.

Раз от разу я чувствовала себя все увереннее. Каждый день мы погружались около нового рифа, самыми красивыми из которых, пожалуй, являлись Занганеб и Шаб-Руми. Чудесное многообразие кораллов Красного моря уникально. Я страстно желала запечатлеть этот цветущий мир и при помощи маленькой камеры «коника» сделала свои первые подводные фотографии.

А в Хартуме нас ждал неожиданный сюрприз. Ахмад Абу Бакр, между тем ставший советником суданского президента Нимейри, передал нам личное приглашение главы государства, пожелавшего, чтобы мы с Хорстом сделали несколько его фотографий. Встреча проходила в частном доме Нимейри, и скромность и сердечность президента Судана произвели на меня большое впечатление. Удивило и то, какой спартанский образ жизни он вел. Во время беседы о красотах подводного мира Красного моря я попросила главу государства запретить там охоту с гарпунами. Как позже выяснилось, он издал такой указ. Во время съемки Нимейри держал себя непринужденно. От Абу Бакра я узнала, что президент очень религиозен, и предложила сфотографировать его во время молитвы. К моему удивлению, он согласился. Затем мы все вместе совершили прогулку по ухоженным садам, простиравшимся вплоть до правительственного дворца, где нам показали лестницу, на которой в 1885 году сторонники Махди убили британского полковника Гордон-пашу. Когда затем глава государства провел нас в свой рабочий кабинет, произошло неожиданное: Ахмад Абу Бакр торжественно провозгласил, что «президент Джафар Мухаммад Нимейри в знак признания заслуг Лени Рифеншталь в Судане удостаивает ее права гражданства» и добавил, что я — первая иностранка, с которой произошло такое. Президент тем временем вручил мне суданский паспорт. Польщенная и взволнованная, я поблагодарила господина Нимейри.