— Ах, все это я знаю! — досадливо поморщился Дитрих. — Даже армейские, уже не таясь, говорят о переброске войск. Но я не могу покинуть Лансдорфа. Оставаться же с ним — значит превратиться в рыцаря черного плаща и кинжала. А мне не пятнадцать лет, как этим юнцам из «АдольфГитлершулен». — Положил свою руку на руку Вайса. — Если бы мы с вами могли поменяться должностями, я был бы просто счастлив. Тем более что я отлично знаю Западную Европу и, несомненно, сумел бы оказаться полезным Шелленбергу.

— Ну, — пожал плечами Вайс, — специалистов по Западной Европе у нас более чем достаточно. Вот разве Советский Союз…

— Ну что вы! — горячо перебил Дитрих. — Я предпочитаю застрелиться.

— Может, восточноевропейские страны? Мы оставляем там большую сеть агентуры.

— Но ведь там же повсюду революционное брожение, — брезгливо заметил Дитрих. — Я, еще будучи кадетом, посещал эти страны, но тогда все в них выглядело почти прилично. Знаете, Иоганн, — с мольбой произнес Дитрих, — я готов на самое скромное положение, но в государстве, где верхушка управляет народом, а не народ управляет страной. Я всегда найду общий язык с людьми любой нации, занимающими такое положение, какое занимал я. И воспитание и образ мыслей роднят меня с ними.

— Ладно, — пообещал Вайс, — если представится возможность, постараюсь что-нибудь сделать для вас. А пока займемся предложением Лансдорфа. Попробуйте соблазнить меня вашей сферой деятельности. Если вам это удастся, не исключено, что я поменяюсь с вами местом. — Заявил патетически: — В конце концов, может, мне больше захочется умереть за фюрера на земле рейха, чем жить на положении эмигранта, например, в Южной Африке, куда мечтают попасть некоторые из наших. — Сказал с циничной откровенностью: — Ну, начнем торговлю. Что вы мне предлагаете?

— Вначале инспекцию.

— Чтоб накрыться во время бомбежек?

— Это исключено: пункты, в которых расположены школы, находятся вне поля зрения бомбардировочной авиации.

— Докажите!

— Как?

— Давайте карту.

— Но она абсолютно секретна.

— Черт с ней. Тогда — список. Я знаю Германию, пойму и без карты.

— Но это невозможно по тем же причинам.

— Ну, — Вайс встал, — тогда желаю вам успеха в вашем подвиге.

— Подождите, подождите, — уже сдаваясь, остановил Дитрих. — Хорошо, я ознакомлю вас со списком школ. — Открыл несгораемый шкаф, достал несколько липнущих к пальцам листов папиросной бумаги.

Вайс прочел:

Вайс медленно закурил, глубоко затянулся и, будто наслаждаясь сигаретой, откинулся на спинку дивана. Сейчас он напряженно работал — сосредоточенно запоминал названия школ. И небрежно возвратил список Дитриху, когда убедился, что они прочно закреплены в его памяти. Кстати, еще раньше, отбирая книги для Шелленберга, он предположил, что некоторые из этих орденских замков могут быть использованы как базы для тайных фашистских организаций.

— Собственно, — сказал Вайс, — на Бисмаркштрассе у нас более подробные сведения о вашей дислокации. Я очень сожалею, Дитрих, но, по-видимому, вы принимаете меня за офицера вермахта. Неужели вы не понимаете, что мы, сотрудники Шестого отдела СД, располагаем несравненно более серьезными сведениями о целях и усилиях фюрера, чем вы? — Объявил твердо: — Я должен иметь прочные гарантии, должен быть уверен, что вы не бросились в авантюру отчаяния, а занимаетесь действительно хорошо обдуманным и надежно обеспеченным делом, от которого может зависеть будущее новой великой Германии. — Добавил мягче: — Вы должны убедить меня в этом, хотя, чтобы вам было ясно, я не испытываю никаких сомнений в бессмертии тысячелетнего рейха.

— Вайс, — покорно сказал Дитрих, — но, пожалуйста, не сегодня.

— Почему же? Вы должны понять мою настойчивость. Сейчас решается судьба Германии, каждый из нас решает и свою собственную судьбу. Возможно, вернувшись на Бисмаркштрассе, я получу задание и, как это бывало неоднократно, уже послезавтра окажусь в самой неожиданной для себя стране. И останусь там надолго. Поэтому, прежде чем уйти от вас, я попрощаюсь с вами, быть может, уже навсегда.

— Хорошо, Иоганн, — сказал Дитрих. — Мы поговорим, но сейчас я должен переложить некоторые бумаги из своего сейфа в личный сейф Лансдорфа. Вы не возражаете, если вам придется подождать?

— К вашим услугам, — сказал Вайс.

Открыв дверцы сейфов, Дитрих стал неторопливо перекладывать папки. Время от времени развязывал какую-нибудь и перечитывал содержащиеся в ней бумаги.

Вайс подошел к нему, встал рядом. Дитрих, будто не замечая, не спеша продолжал свою работу. Длилось это не очень долго. Закрыв дверцы сейфов, Дитрих обернулся к Вайсу:

— Так вы все еще ждете? Хотите, чтобы я вам еще что-нибудь предложил?

Вайс протянул ему руку.

— Благодарю, Дитрих. Вы, очевидно, правы: то, чем вы занимаетесь, весьма перспективно. Я позвоню вам завтра. — И поспешно покинул комнату.

Иоганн шел по улице, не видя ничего вокруг, не ощущая себя. Он был весь судорожно, исступленно напряжен. Это была нечеловеческая работа, самое настоящее истязание мозга. Требовалось восстановить в памяти содержание бумаг, которые перелистывал Дитрих.

Иоганн вошел в кафе, сел за угловой столик, вынул из кармана газету и, глядя хмельными глазами на кельнера, бросил:

— Хорошо! — Потом, словно проснувшись, добавил вяло: — Минеральной воды.

И когда кельнер вернулся, Иоганн только махнул рукой, продолжая делать какие-то пометки на страницах «Фелькише беобахтер», которую он, казалось, читал с жадным интересом. Потом, выпив воду, оставил щедро «на чай» и ушел, прихватив с собой газету.

Он впервые явился в салон массажа в непоказанное время. Приказал вызвать профессора Штутгофа и, когда тот появился в кабине, начал возмущенно жаловаться на неловкость массажиста. Профессор попросил его успокоиться и пригласил к себе в кабинет. Вайс, закутавшись в простыню, держа в руке все ту же газету, последовал за профессором. И, не дав ему высказать возмущение столь недопустимым нарушением правил конспирации, приказал — да, именно приказал — взять бумагу и записывать то, что он сообщит.

Завернутый в простыню, он сидел в кресле с закрытыми глазами и, покачиваясь как маньяк, диктовал и диктовал профессору, только изредка поглядывая на отметки, сделанные в газете.