Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пример четверостишия «4», в котором сложное предложение расчленяется по схеме 2+2: «В дверях эдема ангел нежный Главой поникшею сиял, | А демон мрачный и мятежный Над адской бездною летал». То же, по схеме 1 + 3: «Я лил потоки слез нежданных, | И ранам совести моей Твоих речей благоуханных Отраден чистый был елей». То же, по схеме 1 + 1 + 2: «Сей шкипер был тот шкипер славный, | Кем наша двигнулась земля, | Кто придал мощно бег державный Рулю родного корабля». Пример четверостишия 2 + 2, которое подрасчленяется по схеме (1 + 1) + 2: «Хоть тяжело подчас в ней бремя, | Телега на ходу легка; | Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка». То же, по схеме 2 + (1 + 1): «Тобой питомцам Аполлона Не из тщеславья он открыт; | Цариц ты любишь Геликона | И ими сам не позабыт» — и т. п.
О предложениях, объем которых меньше строки или которые перекидываются из строфы в строфу, речь пойдет ниже. Из приведенных примеров видно, что в дальнейшем обещает быть очень интересен анализ словорасположения в предложениях разной длины: где в двухстрочных предложениях находятся подлежащее и сказуемое, за счет каких однородных членов или деепричастных оборотов одно- и двухстрочные предложения расширяются до трех и четырех строк и т. д. Но сейчас мы этого не касаемся.
В стихотворениях Пушкина с графической отбивкой четверостиший (81 строфа) господствующие типы «4» и 2 + 2 составляют соответственно 58 % и 14 %, всего 72 %. В стихотворениях без графической отбивки (61 строфа) — 49 % и 21 %, всего 70 %. Сумма господствующих типов одинакова, но тип «4» превосходит тип 2 + 2 при отбивке — вчетверо, а без отбивки — вдвое: графическое выделение четверостиший способствует разворачиванию предложения на цельное четверостишие.
Посмотрим, как подрасчленяются сложные предложения в господствующем типе «4». В стихотворениях с отбивкой (47 строф) здесь господствующие типы «4» (без подрасчленений) и 2 + 2 составляют соответственно 36 % + 36 % = 72 %; в стихотворениях без отбивки (30 строф) — 47 % + 40 % = 87 %. И там и здесь типов «4» и 2 + 2 поровну, зато общая их доля в стихотворениях без отбивки заметно больше: графическая невыделенность четверостиший компенсируется повышенным единообразием их строения. Посмотрим, наконец, как соотносятся строфы «восходящего» строения (1 + 3 и 1 + 1 + 2) и «нисходящего» строения (3 + 1 и 2 + 1 + 1): в стихотворениях с отбивкой первых больше в три раза, в стихотворениях без отбивки — только в полтора; графическая выделенность строф способствует реализации господствующей тенденции.
Для сравнения возьмем четверостишия Фета (193 строфы с графической отбивкой из 61 стихотворения объемом в 2–5 строф). У Пушкина доля господствующих типов «4» и 2 + 2 была 58 % + 14 % = 72 %; у Фета — 67 % + 21 % = 88 %. Общее преобладание господствующих типов у Фета заметно больше: синтаксис строфы как бы канонизируется. При этом достигается это больше за счет нарастания типа 2 + 2, чем типа «4»: доля первого выросла на треть, доля второго лишь на седьмую часть. Как известно, общее господство четверостиший у Фета гораздо ярче выражено, чем у Пушкина (например, Фет почти не объединяет четверостишия в восьмистишия); вероятно, поэтому ему не так важно подчеркивать 4-стишность 4-строчными фразами.
Далее, дробление сложных предложений в господствующем типе «4» у Фета ничем не отличается от пушкинского: преобладают подтипы «4» и 2 + 2, составляя 32 % + 36 % = 68 %. Наконец, строфы «восходящего» синтаксического строения употребляются чаще, чем строфы «нисходящего» строения, не в три раза, как у Пушкина, а в восемь раз: преобладание господствующей тенденции выражено гораздо резче. В целом можно сказать, что синтаксис строфы от Пушкина к Фету становится гораздо более однообразным и окостенелым. Как известно, ритмика строки (4-стопного ямба) от Пушкина к Фету тоже становится гораздо более однообразной и окостенелой: перед нами любопытная параллельность эволюции ритма и синтаксиса.
До сих пор мы ничего не говорили о предложениях, длина которых меньше одной строки. Все они, за единственным исключением (у Фета), занимают начала строк, являясь как бы «сверхсхемным предложением» в начале четырех-, двух- и однострочных (а у Фета и трехстрочных) предложений. Объем их — от одной стопы («Увянет! Жизнью молодою…») до трех стоп («Театр во мгле затих. Агата…»). Пример «сверхсхемного предложения» в начале четырехстрочного предложения: «Ты счастлив: ты свой домик малый, Обычай мудрости храня, От злых забот и лени вялой Застраховал, как от огня». В начале двухстрочного: «Но свет… Жестоких осуждений Не изменяет он своих…». В начале однострочного: «И жив ли тот? и та жива ли?..». Во всех этих примерах короткая фраза приходится на начало строфы; но она может находиться и в середине строфы, например во втором и третьем членах строфы 1 + 2 + 1: «Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; | нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей!» Таких случаев, когда «сверхсхемное предложение» занимало бы конец двух- или четырехстрочного члена, у Пушкина нет, а у Фета — только один пример: «Театр во мгле затих. Агата В объятьях нежного стрелка. Еще напевами объята, Душа светла — и жизнь легка». Кроме того, у Фета трижды встречаются случаи, когда вставная фраза отсекает от предложения его начало: «Те грезы — жизнь их осудила, — То прах давнишних алтарей…»; мы их также считали «сверхсхемными предложениями».
Всего у Пушкина на 81 графически выделенную строфу приходится 18 коротких предложений в начале строк (22 %), из них 12 — в начале строф (две трети). На 61 графически не выделенную строфу приходится 7 коротких предложений в начале строк (11 %), из них 4 — в начале строф (чуть больше половины). Видно, что графически не выделенные четверостишия избегают «сверхсхемных предложений», чтобы расшатанность синтаксиса не ослабила и без того стушеванную четкость строфики. У Фета на 193 графически выделенные строфы приходится 44 коротких предложения (23 %), из них 36 — в начале строф (4/5). Общая насыщенность
