Поскольку до встречи с русским снайпером я предполагал, что покину свою нынешнюю позицию довольно быстро, я не соорудил в ней каких-либо санитарных приспособлений. Однако через несколько часов нервное напряжение вызвало такое давление в моем мочевом пузыре, что я с трудом мог думать о чем-либо другом. Но я не хотел мочиться в свои штаны и руками вырыл в земле ямку чуть ниже уровня, на котором находилась моя ширинка, при этом не делая движений, более размашистых, чем было необходимо. В эту ямку я и облегчился. В столь страшных ситуациях и мочеиспускание может оказаться почти столь же приятным, как оргазм.

День медленно тянулся. Но, наконец, последние лучи солнца на краю вечернего неба обозначали конец моего плачевного положения. С наступлением темноты, я, как привидение, исчез, воспользовавшись заранее подготовленным отходным путем с позиции. На следующий день я переместился на участок соседней роты и был особенно внимателен. К счастью, на этот раз там не было и следа советского снайпера. А на следующий день наша часть достигла своего места назначения.

Мы обнаружили грамотно возведенные позиции вдоль Буга, которые были сооружены во время немецкого наступления двумя годами ранее. Проведя небольшие дополнительные работы, мы смогли добавить к защитным сооружениям комфортабельные блиндажи (конечно, комфортабельными их можно было назвать только с учетом условий, в которых обычно жили бойцы на Восточном фронте). Русским потребовалось удивительно много времени, чтобы настигнуть нас. Эта не предвещавшая ничего хорошего в дальнейшем передышка подарила немецким пехотинцам неделю отдыха, за которую они получили новое вооружение, боеприпасы и даже небольшие пополнения. Для стрелков эта неделя была подобна каникулам. Они, наконец, смогли как следует отоспаться, поесть в человеческих условиях и немного заняться личной гигиеной. Однако эта идиллия длилась всего несколько дней.

Ночью с 25 на 26 марта русские штурмовые группы пересекли Буг под прикрытием темноты. Входившие в них сильные и опытные солдаты с первыми лучами рассвета, подобно голодным хищникам, ворвались на позиции моего батальона. С ножами и заточенными лопатами в руках они без единого выстрела уничтожили сторожевое охранение. Они не брали пленных. Внимательный часовой, дежуривший возле пулемета, просматривавший через бинокль береговую линию, увидел в двухстах метрах от нее русских, плывших на плоту. После этого он почти случайно глянул на передовые немецкие позиции. И вдруг увидел две русские каски, на долю секунды мелькнувшие над краем траншеи.

За этим последовали выстрелы и автоматные очереди. Стали слышны крики. И стрелки, наконец, заметили начало атаки русских. В траншеях разгорелся жестокий ближний бой. За несколько секунд все немецкие пехотинцы были подняты по тревоге и с оружием в руках заняли свои позиции. Развивая атаку, русские переправлялись через реку. В лодках и на плотах, стремительно двигаясь к занятому немцами противоположному берегу, они, казалось, совершенно не жалели себя под градом огня оборонявших свои позиции солдат Вермахта. Однако русские атаковали без поддержки артиллерии, и все преимущества были на стороне немецких стрелков, засевших в своих грамотно сооруженных окопах. Но пока сопротивление войскам, переправлявшимся через реку, не требовало значительных усилий, в траншеях, атакованных русскими штурмовыми группами, переправившимися ночью, развивалась угрожающая ситуация. В руки русских переходил один участок за другим. Поэтому немцы быстро сформировали специальные группы для нанесения контрудара. Их действия не позволили врагу захватить новые позиции. Однако при этом русские упорно защищали позиции, захваченные ими прежде.

В то время как я одну за другой всаживал пули в русских, переправлявшихся через реку, мой сержант осматривал в бинокль удерживаемые русскими позиции. Я вдруг заметил солдата в белой меховой шапке, который явно был командиром, поскольку его всегда можно было заметить в гуще боев вдохновлявшим своих людей к жестокому сопротивлению. Сержант тронул меня за плечо:

— Я думаю, что человек в меховой шапке их командир. Если ты прикончишь его, то наши товарищи расправятся с Иванами.

Я к этому времени уже не понаслышке знал о том, какой эффект на бойцов оказывает присутствие офицеров, сражающихся бок о бок с ними на передовой, и как падает боевой дух солдат с гибелью таких командиров. Я сделал два шага в сторону и занял хорошую позицию, откуда отлично просматривалась занятая русскими траншея. Чтобы наверняка покончить с врагом, я зарядил свою винтовку одним из немногих оставшихся у меня патронов с разрывной пулей, какие нечасто находились среди захваченных русских боеприпасов.

Держа винтовку в огневой позиции, я ждал, пока появится возможность сделать смертоносный выстрел. Сержант теперь выполнял функцию моего наводчика. Он мог через свой бинокль просматривать всю занятую врагом траншею, в то время как у меня был очень ограниченный обзор через оптический прицел. Неожиданно меховая шапка снова возникла над краем окопа.

— Йозеф, там! — окликнул меня сержант. Ствол винтовки повернулся в нужном направлении, но цель снова скрылась из виду. Однако наводчик уже сделал часть своего дела, определив направление движения русского.

— Йозеф, он бежит вправо. Следи за ним. Ты видишь край его шапки над краем окопа?

Теперь я поймал ритм движения противника. Оставалось дожидаться, пока тот окажется в перекрестье моего прицела, чтобы в то же мгновение точно выстрелить в него. Я повернул свою винтовку, взяв на прицел новый небольшой участок траншеи. Я ждал решающего момента. И вдруг неожиданно увидел в оптический прицел меховую шапку. В ту же секунду раздался выстрел моей винтовки, и пуля вошла в цель. Мы увидели, как меховая шапка вдруг резко надулась, подобно шарику, и через миг разорвалась от кровавых брызг, словно перезревшая дыня.

Потеряв командира, русские пришли в замешательство и перестали действовать с прежней согласованностью. Воспользовавшись этим, стрелки начали штурмовать занятую русскими траншею и в кровопролитном ближнем бою сумели расправиться со всеми находившимися там советскими бойцами.

Выстрелив в русского командира, я незамедлительно снова переключился на русских, перебиравшихся через реку. Мой наводчик также опять поднял свой карабин. Сила снайпера теперь заключалась в его быстром и очень точном огне. Бойцы, плывущие на плотах, оказывались очень легкой целью. Понимая это, они спрыгивали в воду задолго до того, как достигали берега. Для снайпера, стрелявшего по торчащим из воды головам, происходящее было чем-то вроде практики в прицельной стрельбе по плавно движущейся мишени. Но русские продолжали свою атаку, не считаясь с потерями, и вода в реке постепенно приобретала кровавый оттенок. Через некоторое время она стала напоминать сливную трубу скотобойни. По кроваво-серой воде у дна в направлении Черного моря плыли трупы, оторванные конечности и куски человеческих тел.

Мой полк сумел успешно отбить все обрушившиеся на него атаки и удержать свои позиции. Но на соседних участках русские прорвались через немецкую линию обороны. Тем не менее 144-й полк, несмотря на то что его фланг был открыт, оставался недвижим до 27 марта.

Ночью с 27 на 28 марта полк в конце концов начал свое отступление к Днестру. Бойцам предстояло преодолеть пешком триста километров. Чтобы снизить давление со стороны преследующих русских войск, наша дивизия попыталась вырваться вперед на значительное расстояние, совершив 48-часовой марш-бросок. Однако один из основных законов войны гласит, что отступающий враг не должен получать времени на отдых. Русские твердо усвоили это за предыдущие годы войны. И вопреки надеждам выкладывавшихся из последних сил немецких стрелков, давление русских на отступающие войска не ослабевало.