Смотреть на него было грустно и страшно. Да и некому больше было на него смотреть.

А черт не смотрел. Он ждал, что нужно будет подсчитывать дальше.

Из бисеринок глаз Антона Петровича засочились мутные слезы.

Подкодыкин тупо смотрел, как эти слезы капают на подсчеты и на клеенку столешницы, туда, где так часто перед ужином небрежным жестом проходила с тряпочкой рука Маши.

В распахнутую балконную дверь тихо вплывали сиреневые весенние сумерки.

Булькали макароны под крышкой.

Было тихо и пусто.

Как в брюхе черта.

В глазах мертвой собаки.

Или в гробу «Стандарт», который обошелся Антону Петровичу дешевле чем «Эконом».

Молодой человек, в джинсовке прошел под окнами Антона Петровича.

Посмотрел на окна и отвернулся.

Жил-был в одном человеке хитрый-прехитрый черт.

Жадный. За копейку был готов и в огонь и в воду. И сквозь медные трубы. И коня на скаку. И в дымоход.

Обманет какого-нибудь простофилю и радуется. Просто не идет, а подпрыгивает. Подпрыгивает, а сам думает: «Эх, елки-палки, посмотрите на меня, добрые люди! Как я провел этого дурня! Блеск! Красота!»

И такое у него хорошее настроение делается, что он просто всех готов обнять от этой своей радости.

Звали этого черта Кирилл Антонович Загребяка. Тоже ничего себе, между прочим, – говорящая фамилия.

Ну так вот. Идет как-то раз этот самый Загребяка по улице Народного ополчения и, как обычно, подпрыгивает. А когда Загребяка подпрыгивает (то вы уже сами знаете, что это значит) – хотим сказать, что это подпрыгивание у Загребяки означает только одно: что он только что надул кого-то как следует и по такому делу готов обнять весь мир.

И точно, только что провел наш Кирилл Антонович какого-то простака и взял с него за это совсем недорого. Чемодан денег.

И вот, идет Загребяка с этим чемоданом по Народного ополчения вдоль магазина «М-видео».

Идет, и вдруг видит: лежит прямо под фонарем денежка. Тысяча лежит! Честное слово…

«В чемодане миллион, а к миллиону тыща!» – вот же, какой везучий!

Тут копеечки днем с огнем во всем городе не найдешь, а ему нате, пожалуйста…

Кушайте, Кирилл Антонович. Не стесняйтесь.

И Загребяка, конечно, за этой денежкой прыг! А денежка, как на ниточке, – шмыг!

Загребяка прыг!

Денежка шмыг!

И прямо на дорогу.

А там, между прочим, никакого пешеходного перехода не обозначено.

В общем, денежка шмыг, Загребяка прыг… И угодил под колеса.

И остался наш Кирилл Антонович и без денежки, и без копытца.

Но это еще не все, господин жадюга!

Добавим в эту трагическую картину вашей бессовестной жадности несколько позитива.

Спустя час, как вас увезли в 67-ю больницу, по улице Народного ополчения шла старушка.

Эта старушка была Нина Леонидовна Беспризорная. Припоминаете ее, а, Кирилл Антонович?

Нет?

А впрочем, разумеется, мало ли на вашей совести таких старушек…

Но напомним.

Нина Леонидовна (года за два до сегодня) при помощи вас, Кирилл Антонович (ведь вы же у нас риелтор), обменяла свою двухкомнатную квартиру с широкой лоджией на постоянную прописку на 32-м участке Тишинского кладбища.

Место на Тишинском было, конечно, хорошее, с заборчиком, но, пока старушка оставалась жива, конечно, не очень удобное (по сравнению с прежней квартирой).

И вот, она время от времени приезжала в центр собирать бутылки с пивными банками в рюкзак или попросить у Всехсвятского милостыню.

Итак…

Старушка идет.

Бредет.

Раздвигает палочкой кустики в поисках пивной тары и видит в этих кустиках ваш, Кирилл Антонович, чемоданчик…

Теперь Нина Леонидовна купила квартиру. Правда, однокомнатную и без широкой лоджии, зато с балконом и без вида на Тишинское кладбище.

А вы выздоравливайте, поправляйтесь, Кирилл Антонович.

Жила-была старушка.

На Ленинском проспекте.

С одним балконом с лыжами на школьный забор. На балконе сумка.

Ржавый трёхколёсный велосипед и тумбочка. В тумбочке газеты. На тумбочке журналы. На журналах банки.

Велосипед «Кама» дыбом.

Рама от «Украины».

На раме велосипедные камеры.

Две автомобильных покрышки.

На гвозде оленьи рога. На рогах авоськи с яичной скорлупой.

На оконной ручке плюшевый заяц с кармашком. В кармашке зубные щетки и одна опасная бритва.

Телевизор «Юность».

Катушка медной проволоки на тележке.

Стекла.

Шкаф в высоту. В шкафу каракулевая шуба, кроличий полушубок и собачья шапка. Шапок три чемодана.

Коробки. В коробках обувь. Валенки. Лодочки. Тапочки. Кроссовки. Ботинок.

Резиновые сапоги.

Сдутый плавательный круг. Резиновый Микки Маус. В ящиках консервы. Тушенка, горошек, голубцы.

Детский грузовик. Санки. Со спинкой и без.

Большой сундук. В сундуке собрания сочинений.

Футбольный мяч.

На сундуке мешки. В одном бутылки. В другом бутылки. В третьем бутылки.

В четвертом картошка. В пятом крупы.

Три сломанных стула. И один соломенный. От стульев запасные ножки. Валик от дивана.

Воронье чучело. Охотничье ружье. Кастрюли. Свернутый ковер. Свернутый линолеум и батарея. Оконная рама. Дрель.

А в остальном, конечно, по мелочи. Битая ваза. Лампочки. Ржавый унитаз. Раковина. Труба. Керамическая плитка. Три кирпича. Чугунная сковородка. Ночной горшок. Три цветочных. Зеленый абажур и клеенка…

(Все, довольно, дальше перечислять – до конца рассказа к своим поминкам не доберешься.)

Скажем, и в комнатах то же самое, что на балконе.

И на лестничной площадке, поперек пожарного выхода.

И еще антресоль у лифта.

И вот она так жила-была, а в ней жил-был черт.

Жадный-прежадный.

Бережливый уж очень.