Он рассерженно оглядывается:

– Сейчас не до твоего ослиного упрямства, Лесь, – вот он уже и рычит.

Так как-то привычней.

– Кто из нас осел еще нужно посмотреть. Что мы будем делать в лесу? У нас же ничего с собой нет!

– Я тебя выпорю. И трахну. Или трахну и выпорю. Если ты не прекратишь со мной спорить. Я знаю эти места. Там есть домик. И там нас будут искать.

Он не ограничивается словами и дергает меня за руку.

– Аккуратней! – вскрикиваю от такого обращения.

– Леська, не будешь слушаться, нас точно убьют, – добавляет он уже спокойней.

Не знаю, насколько можно ему доверять. Но и выбора нет. Поэтому я перестаю вырываться, и мы скрываемся в чаще.

Я надеюсь он знает, что делает.

Мы идем, утопая в снегу. Идти очень тяжело. А где-то минут через пятнадцать начинается снегопад. Крупные хлопья снега сыплются с небес, почти убивая мою надежду.

Мы не выберемся. Заблудимся. И умрем, замерзнув.

Но это лучше, чем у бандитов. Насиловать меня по крайней мере никто не будет.

– Совсем мне не веришь? – теперь красивый мужской голос звучит привычно-насмешливо, – Зря. Я всегда держу слово.

Я б поспорила. Только сил нет. Ноги тонут в снегу. На голову падает снег.

А я хочу в тепло. И есть.

Одни беды от этих мужиков.

Все-таки правильно природа устроена: самки отдельно, самцы отдельно, пересекаются только во время спаривания. Почему у людей не так?

И зачем я за ним иду, словно коза на веревочке?

Хождение по снегу выматывает, избавляет от мыслей до тех пор, пока я не замечаю, что начинает темнеть.

А учитывая, что снегопад заметает наши следы – то картина совсем безрадостная.

– Долго еще? – не выдерживая я воцарившегося молчания.

Ноги промокли и я их почти не чувствую. Брюки тоже можно отжимать, а по спине течет пот.

– Еще чуть-чуть, – отвечает Влад, – Если я не заблудился.

– Тогда я надеюсь, ты замерзнешь первым.

Он хмыкает. И больше ничего не говорит.

Мы идем еще минут двадцать по моим ощушениям. На лес опускается ночь. Непроглядная и безжалостная.

Я уже собираюсь выплеснуть на Холодова все свое раздражение от этого ужасного дня, но он меня опережает.

– Пришли, – делает жест в сторону.

Внимательно присмотревшись туда, куда он показал, я действительно вижу современный охотничий домик.

– Ура! – выравается у меня возглас.

На проявление большей радости у меня нет сил.

Мы заходим внутрь, Влад включает обогреватели и систему отопления. От чего это все здесь работает, понятия не имею. Но работает. Я прилипаю к одному из обогревателей и не отхожу от него, пока в домике не теплеет. Помещение небольшое и это происходит довольно быстро. Я наконец перестаю трястись от холода. И замечаю, что Влад принес сухую одежду и проверяет шкафы.

– Переодевайся, все чистое, – говорит мне, доставая что-то с полки.

В мокрой одежде согреться окончательно не получается, поэтому я стягиваю с себя вещи, не очень задумываясь, что я в одном помещении с мужчиной. Остаюсь в трусах и лифчике, протягиваю руку за спортивными штанами, которые Влад бросил на диван вместе с другой одеждой.

В этот момент мужчина оборачивается. И только в этот момент до меня доходит, что я почти раздета.

Синие глаза вспыхивают при свете небольшого светильника в углу. Дверца шкафчика резко захлопывается. А я вздрагиваю, потому что моей обнаженной кожи на спине касается холодная мужская ладонь. Как он так быстро оказался рядом со мной, я не понимаю. Он притягивает меня ближе к себе, буквально вжимая мое тело в свое. От этого мне становится нестерпимо жарко, хотя несколько минут назад у меня зуб на зуб не попадал от холода.

Второй рукой Влад выдергивает спортивки из моих пальцев и отбрасывает их в сторону. А у меня слабеют колени.

Я словно под гипнозом смотрю ему в глаза и не могу отвести взгляд. Его губы касаются моих, я жду этого прикосновения. Я жду напора, страсти. Но меня обескураживает нежность. Откуда бы ей взяться в этом человеке? Но именно она, эта проклятая нежность заставляет меня перестать соображать.

Мои губы приоткрываются его губам навстречу, отвечая так, словно только этого и ждали. Мужские руки скользят по моему телу, изучая его. Двигаются уверенно, даря удовольствие. А губы соскальзывают на шею чередой поцелуев, которые перемешиваются со словами.

– Олесь, не отталкивай меня, пожалуйста. Я так тебя хочу.

– Ты такая сладкая. Сводишь с ума...

Его губы накрывают сосок, который он тут же втягивает в рот и дразнит языком. Только вот когда он успел снять лифчик?

Веки сами собой закрываются, тело выгибается ему навстречу, подставляю грудь с заострившимися сосками под жадный мужской рот. С губ срывается полустон-полувсхлип. Глаз не открываю. Не хочу смотреть, хочу чувствовать. Внутри от прикосновений к груди все сжимается до ноющей боли. Желание отравляет кровь, мешая понимать, что я творю.

Потом, все потом...

Не сейчас... Только не сейчас...

Мои руки стягивают с Влада куртку, расстегивают его рубашку, с жадностью прикасаются к коже.

Мне нужно... Хочу его не меньше, чем он меня.

А то что он меня хочет, в этом нет никаких сомнений. Его твердый член я чувствую даже через одежду.

– Какая ты красивая, – выдыхает мне в губы, оторвавшись от груди.

Руки запускает под ткань трусиков, сжимая ягодицы, и быстро стягивает ткань. Я оказываюсь на диване с разведенными ногами, пока мужские пальцы раздвигают мне половые губы.

– Мокрая, – произносит он вслух, растирая смазку по клитору и усиливая мое возбуждение.

Сам полулежит на мне сверху, вдавливая меня в сложенный диван. Неудобно, но я не обращаю на это никакого внимания.

Расстегивает брюки, приспускает их и трусы, трется горячим, каменным стояком о мою промежность.

– Не могу больше терпеть, – шепчет мне в ухо, направляя в меня член.

Мне всегда в сексе нравилось первое проникновение, когда мужчина делал меня своей. И сейчас этот первый толчок – он для меня даже важнее оргазма. Мои глаза распахиваются, а сама я издаю громкий протяжный стон:

– Влааад...

Его лицо напряжено, на висках выступил пот. Глаза прикрыты.

– Бляяя... Как хорошо... – говорит он, не открывая глаз.

Руками упирается в спинку дивана, движется внутри меня мощно и резко, не давая мне времени опомнится.

А мне – мне сладко так. Только пусть не останавливается.