– И нечего вам особенно стесняться, – рассмеялся профессор. – Тут же почти сплошь самоделки, собственной конструкции – пробуем и так и сяк, пытаемся что-нибудь улучшить. А вообще дело обстоит следующим образом. Свет. собранный большим зеркалом, проходит через эту вот трубу. Продемонстрировать его я не могу, сейчас фотографирует кто-то другой, а моя очередь чуть попозже. Но когда телескоп передадут мне, я смогу направить его на любой участок неба, дистанционно, вон с того пульта. Ну а потом – анализировать свет выбранной звезды одним из этих спектроскопов. Боюсь, нам не удастся посмотреть, что там у них внутри – кожухи совершенно глухие. Как я уже говорил, интересующее меня излучение сильно поглощается воздухом, поэтому во время работы оптические системы откачиваются.

И тут Садлера поразила неожиданная, показавшаяся ему дурацкой мысль.

– Послушайте, – сказал он, оглядывая путаницу проводов, батареи электронных счетчиков, атласы спектральных линий, – а вы смотрели когда-нибудь в этот телескоп?

– Ни разу, – улыбнулся Молтон. – Устроить это совсем нетрудно, только какой смысл? Все настоящие телескопы – не более чем гигантские фотоаппараты, никто через них не смотрит.

Имелись, однако, в Обсерватории и телескопы поменьше, вполне пригодные для визуального наблюдения; некоторые из них, снабженные телевизионными камерами, использовались для поиска комет и астероидов, чье точное местонахождение не было известно. Иногда Садлеру удавалось получить один из этих приборов в свое распоряжение, и тогда он осматривал небо, причем делал это совершенно наобум – набирал на клавиатуре пульта произвольные координаты, а затем вглядывался в телеэкран – что же за добыча попалась на этот раз. Через некоторое время он научился пользоваться Астронавтическим ежегодником, и какое же это было торжество, когда вызванный с пульта Марс повис точно в центре поля зрения.

Садлер смотрел на охристо-зеленый диск, почти заполнивший собой экран, со смешанными чувствами. Одна из полярных шапок чуть повернута к Солнцу – там у них начинается весна, иней и снег, покрывающие тундру, медленно оттаивают после долгой, жестокой зимы. Прекрасная планета – если смотреть издалека, но как же трудно строить на ней цивилизацию. Мало удивительного, что ее решительным, закаленным сынам надоело терпеть выходки Земли.

Яркое, невероятно четкое изображение стояло на экране как влитое, без малейшего подрагивания и неустойчивости; на Земле Садлеру довелось как-то посмотреть на Марс в телескоп, и теперь он мог непосредственно убедиться, какие оковы сбросила с себя астрономия, выйдя в открытое пространство. Маленький вспомогательный прибор, установленный на Луне, дает возможность за несколько часов увидеть гораздо больше, чем видели земные астрономы, десятилетиями изучавшие Марс при помощи огромных установок. И дело совсем не в расстоянии – оно фактически не меняется, да и вообще Марс сейчас очень далеко от Земли, – а в том, что исчезло дрожащее марево атмосферы.

Налюбовавшись вдосталь на Марс, Садлер набрал координаты Сатурна. От потрясающей красоты зрелища перехватывало горло, невозможно было поверить, что этот шедевр создан природой, а не руками какого-либо великого художника. Большой, чуть приплюснутый желтый шар плавал в центре сложной системы колец. Даже с расстояния в два миллиарда километров отчетливо различались неяркие полосы и пятна атмосферных возмущений, а чуть подальше, за пределами драгоценного пояса колец, Садлер насчитал по крайней мере семь спутников.

Хорошо зная, что мгновенно действующему глазу телекамеры не под силу равняться с терпеливой фотопластинкой, он все-таки взглянул на некоторые из отдаленных туманностей и звездных скоплений. Он прошелся вдоль столбовой дороги небес – Млечного Пути, задерживая поле изображения на некоторых особенно прекрасных группах звезд и сверкающих облаках алмазной пыли. Через некоторое время Садлер опьянел от беспредельной красоты небес; чтобы вернуться к низким повседневным делам, нужна была какая-нибудь более грубая закуска. Он направил телескоп на Землю.

Такую огромную, что даже при наименьшем увеличении экран не мог вместить ее целиком. Освещенные Солнцем области все еще занимали чуть больше половины диска, однако Садлер стал смотреть на темную его часть. Там, в ночи, тускло фосфоресцировали бессчетные светлячки городов, и в одном из них спала сейчас Жанетта и, может быть, видела его во сне. Он уже знал, что жена получила письмо – ее удивленный и в то же время осторожный ответ заметно приободрил Садлера, хотя от укора и одиночества, читавшихся между строк, ему хотелось плакать. Неужели он допустил ошибку, ну зачем были все эти откладывания… Подобно большинству семейных пар этой, плывущей сейчас перед его глазами планеты, Садлеры не торопились обзавестись детьми, хотели сперва «проверить свою совместимость». В этот век на людей, ставших родителями в первые годы совместной жизни, смотрели с удивлением и даже осуждением – такое поведение считалось верным знаком пустоты и безответственности.

Оба они хотели иметь полноценную семью и намеревались начать с сына – развитие медицины позволило планировать семью заранее. А потом Садлер получил задание и впервые в жизни осознал всю серьезность межпланетной ситуации. И уже не мог бросить Джонатана Питера в неопределенное, даже страшное будущее.

В прошлом подобное рассуждение остановило бы очень немногих мужчин. Более того, угроза собственного ухода из мира зачастую заставляла их еще сильнее стремиться к единственной известной человеку разновидности бессмертия. Однако мир не знал войны уже двести лет, жизнеустройство Земли стало сложным и хрупким, вспышка насилия разорвет его в клочья. Женщина, обремененная ребенком, почти не будет иметь шансов уцелеть.

А может быть, все это – просто мелодрама, и не нужно было позволять, чтобы пустые страхи взяли верх над здравым смыслом. Знай Жанетта факты, она и секунды бы не задумалась, несмотря на весь предполагаемый риск. Но Садлер не мог говорить с ней откровенно – и не мог воспользоваться ее незнанием.

И поздно рвать на себе волосы – все, что он любит, находится сейчас на этом погруженном в сон шаре, отделенном от него бездонной пропастью пространства. Он вернулся от звезд к людям, через беспредельную пустыню космоса – к одинокому оазису человеческой души.

– Я не имею оснований предполагать, – сказал человек в синем костюме, – что кто бы то ни было вас подозревает, однако организовать тайную встречу в Сентрал-Сити не представлялось возможным. Там слишком много людей, и все всех знают. Вы и представить себе не можете, насколько трудно там уединиться.

– А не слишком ли на посторонний взгляд странно, что я вдруг решил пойти в это место? – спросил Садлер.

– Отнюдь нет, сюда приходят почти все гости города – если им удается. Это вроде Ниагарского водопада – зрелище, ознакомиться с которым каждый считает своем обязанностью. И ведь их можно понять, вы согласны?

Не согласиться было трудно. Вряд ли кто-нибудь уходил отсюда разочарованным, широко разрекламированная картина превосходила все ожидания. Выйдя на балкона, Садлер испытал настоящее потрясение, от которого и сейчас еще не совсем оправился. Легко поверить, что очень многие люди физически не могут дойти до этого места.