Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дохловат он для «Альфовца» что-то. — Чуть успокоившись, проворчал Виктор.
— Зато лом в узел может завязать.
— Ага, — покачал головой Турманец.
— Не веришь? Ну, принеси лом.
— Да идите вы оба, — Махнул рукой Виктор и ушел.
— Хороший мужик, но иногда бывает редкостным придурком, — Вздохнул Сергей, обращаясь к Страннику. — Ну ладно. Как мы с тобой-то теперь поступим?
Странник снова ткнул пальцем в потолок.
— Туда. Мозз.
— Опять двадцать пять. Ну, допустим. Я с экипировкой. А ты как туда пойдешь?
— Значения нет.
— Ага. Герой. — Маломальский качнул головой и усмехнулся. — Ты хоть на поверхности бывал?
— Я там жить. Ничего не надо. Только мозз.
— Ты там жил? Когда? До катастрофы? — поморщился сталкер, чувствуя абсурдность заявления Странника.
— Всегда, — мотнул тот головой.
— Да иди ты. Ну, хорошо. Отбросим этот бред и представим, что мы идем на поверхность. Мы же в Полисе сейчас. Ты представляешь, что будет там, на поверхности, рядом с выходом?
— Что?
— Библиотека, балбес! Великая, мать ее, библиотека!
— Ну и что? — Странник развел руки и пожал плечами.
— Как это что? Ты что, не знаешь, кто там живет? Чертовы библиотекари! Да я лучше еще раз заночую рядом с гнездом вичухи чем подойду к этим тварям на пушечный выстрел!
Стран Страныч вдруг встал прямо напротив Маломальского и пристально посмотрел ему в глаза.
— Сергей, ты страх? Страх плохо. Нельзя страх. Это смерть будет.
— Ну, мне, как тебе надо быть ужаленным на голову, чтобы ничего не бояться. — Хмыкнул сталкер.
— Ты не понял, Сергей. Страх убивать разум, оставлять место для мозз. Пища мозз. Нельзя.
Маломальский ничего не понял из этой реплики, что именно хотел сказать попутчик. Однако он был согласен с тем, что страх вел к погибели. Он-то умел усмирять свой страх на выходах в город, посредством замещения его, бормотанием себе под нос шуток. И готов был биться об заклад, что это его всегда спасало. Пусть даже страх оставался, а шутки были лишь его осмысленной формой. Попыткой взять этот страх под контроль разума. Сергей давно уяснил, что всепоглощающему страху в его ремесле нет места, иначе погибель не заставит себя долго ждать, придя на этот страх как стигмат на запах крови. А стигматы очень далеко чуяли даже кровоточащую царапину.
И вот сейчас, глядя в неимоверную глубину больших глаз своего напарника, сталкер понимал насколько он прав, говоря о губительных силах страха. Но идти на выход он считал безумием, хотя этот взгляд, казалось, сейчас заставит его согласиться.
И Странник, словно почувствовав, что воля Сергея начинает поддаваться гипнотизму его глаз, вдруг отступил, повесив голову. Сделал еще несколько шагов назад, пятясь неуклюже. Снова посмотрел на Сергея. Как-то грустно улыбнулся и, подняв правую руку, по-детски ею замахал.
— Не надо, Сергей. Странник один пойду. Был рад тебя знать. Очень. — Сказав это, он повернулся, и побрел в поисках выхода на поверхность.
Маломальский, какое-то время, смотрел ему в след.
— Кто же тебя отсюда так вот выпустит. — Проворчал он. Сергею было сейчас стыдно, глядя в спину этого странного человека. Было стыдно перед ним. Перед самим собой. И чувствовал он, что происходит что-то совершенно неправильное. И эта неправильность, очень скоро обретет свою непоправимость. Сергей вздохнул и решительно направился за Странником. Схватил его за локоть и развернул.
— Слушай, может я умом тронулся но, черт возьми!.. Надеюсь, что ты уверен в своих словах! И надеюсь что все это того стоит! Понимаешь?!
— Да, — Странник улыбнулся и кивнул.
— Что да! Да — понимаешь?! Да — уверен в том, что это того стоит?!
— Да — понимаешь. Да — уверен.
— Пошли обратно к коменданту, черт тебя дери. — И сталкер увлек Странника за собой. — Ох, чую я, пожалеть мне придется горько!
— Не бойся, Сергей. Страх — плохо.
— Заткнись, пожалуйста.
* * *
Это было в высшей степени опасно, но их черный орден практиковал иногда такие мероприятия. Ну чем не достойная проверка великой воли и силы для лучших представителей избранной белой расы?
И хотя с красными сейчас было пусть шаткое, но перемирие, о войне со своими непримиримыми врагами, в четвертом рейхе не забывали. Но вели ее теперь другими методами. Да, там, в метро они заключили мир, понимая, что война идет на взаимное истребление, а ресурсы рейха, особенно человеческие не были бесконечными. И тогда они, лучшие из лучших, те, что с гордостью носили на своих рукавах черные повязки с двумя белыми рунами в виде молний и называли себя штурмовиками, избрали иной путь борьбы. Они выходили на охоту за группами красных сталкеров. Следили за ними. Изучали маршруты. Давали набрать трофеев и устраивали на обратном пути засады, уничтожая и грабя врага. Это ведь другой мир — поверхность. И здесь никто о перемирии не говорил. А когда с поверхности не вернулся человек, или группа, это всегда списывали на мутантов. Никто даже среди подозрительных и не доверяющих никому большевиков не догадается, что это случилось в результате тайных операций нацистов, нарушающих договоренность о мире. Ну а что до дневок, в таких рейдах, то этот безумный риск был привилегией истинных арийцев со стойким, нордическим характером и беспощадностью к врагам рейха в железном сердце бескомпромиссного национал-социалиста. Ну, так, во всяком случае, вещал министр культуры и пропаганды четвертого рейха.
— Бессмыслица какая-то. Бред. — Проворчал, сопя фильтрами маски, командир, которого все называли Рудель. — Быть такого не может.
— Говорю тебе, я видел, — ответил самый младший в группе из трех человек, по прозвищу Ганс. — Вот она с того поворота выскочила. С Воздвиженки. А на спине у нее человек сидел. И она врезалась в ту стену, что напротив нас. Там же военторг был, верно?
Они были облачены в черные комбинезоны, с плотными капюшонами, респираторы и светозащитные очки. Их иерархическую принадлежность выдавали только эмблемы над правым грудным карманом комбинезона. У самого младшего белый череп. У второго в группе, Ульриха, такой же череп, но уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей и у командира эмблема подобная второй, но в белом обводе в виде щита. Изображать свастики на комбинезонах для выхода на поверхность, штурмовикам было запрещено, чтобы случайный свидетель нападения на красных, коим мог оказаться какой-нибудь сталкер, не опознал их как людей из четвертого рейха. Хотя, конечно, только кто-нибудь, никогда не слышавший о нацистах, не смог бы догадаться, что это за люди в черном с черепами на груди, и называющие друг друга прозвищами на немецкий манер. А уж о чем, о чем, а о нацистах в метро слышали все. Тем более сталкеры.