— Нельзя этого делать, — горячо возражал Иван Лагутин, — отряд наш невелик, вооружение слабое, задавят нас беляки.

Кривошлыков и Кирста поддержали Лагутина, но Федор упрямился.

На разъезде Грачи, в 15 верстах от Белой Калитвы, под-телковцы нагнали один из эшелонов с отходившими к Царицыну украинскими частями под командованием К. Е. Ворошилова. Здесь же встретили Ефима Щаденко и Михаила Бувина с отрядами каменских рабочих и шахтеров. Они направлялись в слободу Скосырскую для организации новых отрядов из окрестных крестьян.

Ворошилов и Щаденко предложили Федору присоединиться к ним со своим отрядом и вместе двигаться к Царицыну, а оттуда рукой подать до Хопра!

— Пойми, — говорил Щаденко, — вас же мало, отряд плохо вооружен, среди бойцов сплошь необстрелянные или инвалиды. Вас же казаки как кур подушат… Создадим большой боеспособный отряд, — убеждал Ефим, — и, объединившись с украинскими частями, ударим по белоказакам. Разобьем их, вот увидишь, и откроем себе путь дальше.

— Нет, — возражал Подтелков, — идти с эшелонами кружным путем слишком долго. Когда же мы к Царицыну придем? К шапочному разбору. А так, напрямик, через неделю будем там. Есть только одно средство: ежели я опережу Красную Армию, прорвусь в северные округа, а там контрреволюции еще нет, — это я хорошо знаю, — в три дня соберу четыре полка фронтовиков, двину их против немцев, тогда будет все спасено. Ежели не успею прорваться, вместе с этими эшелонами докатятся волны контрреволюции, будет уже поздно и все пропало…

В этих взволнованных словах председателя ревкома сквозили надежда и опасение. Неугасшая надежда на земляков-фронтовиков и опасение того, что контрреволюция использует поход украинских красных частей через донские станицы, чтобы натравить казаков на Советскую власть. Опередить украинскую красную армию и тем самым не дать белым спровоцировать верхнедонцев на восстание — думается, что это соображение было не последним при принятии Подтелковым решения идти прямым путем на север.

Напрасно Иван Лагутин, Кривошлыков и Кирста уговаривали Федора согласиться с предложением Щаденко. Бывалый фронтовик, первый председатель Казачьего комитета при ВЦИК Лагутин доказывал, как важно сейчас быть осторожными, осмотрительными, не дать заманить себя в ловушку.

Предревкома стоял на своем. Ранним утром участники экспедиции покинули поезд, чтобы грунтовыми дорогами продолжить путь в Усть-Медведицкий округ. У окрестных крестьян наняли подводы, погрузили на них имущество, усадили больных.

Мимо подтелковцев по обе стороны от железной дороги шли на восток отряды донецких рабочих и шахтеров с женами и детьми, с домашним скарбом, спасаясь от немцев и озверевших белоказаков. Щаденко еще раз предложил Федору идти вместе в Скосырскую волость, там пополниться за счет мобилизации крестьян и двигаться дальше к Царицыну. Подтелков согласился отпустить с каменцами небольшую часть бойцов своего отряда. Узнав, что бойцам ворошиловской армии долгое время не выдавали жалованья, передал командованию денежный ящик с пятью миллионами, а также бумагу и типографское оборудование.

— Налегке мы скорее проскочим, — сказал он, прощаясь. Грустное это было прощание. Молча обнялись казак с шахтером, успевшие подружиться за недолгий срок. Щаденко долго смотрел вслед удалявшемуся на север отряду.

…Кривошлыков сидел на телеге, кутаясь в шинель. Его бил озноб, начинался приступ малярии. Превозмогая недуг, наклонился к подошедшему Подтелкову:

— Федя, скажи им, что мы — революционеры и должны вести себя по-революционному, во всем подавать пример.

Подтелков собрал отряд:

— Слушай сюда. Теперь мы будем идти через деревни и станицы. Так смотри у меня, чтобы никого не обижать. За все, что берешь, надо платить. Насильно ничего брать нельзя. Женщин — ни-ни, не сметь обижать! Со всеми надо обращаться вежливо, объяснять людям все по-братски. Предупреждаю, — повысил он голос, — плохо будет тому, кто провинится.

Первые три дня отряд шел крестьянскими селами. Население встречало подтелковцев радушно. Охотно оставляли на ночлег, за сходную цену отдавали хлеб, молоко, яйца.

Бойцы повеселели. Оправившийся после приступа болезни Кривошлыков предложил разучить сложенную им песню. Один из немногих спасшихся участников экспедиции — казак Усть-Хоперской станицы Михаил Меркулов запомнил ее слова:

Ой, да мы орлы донские, Красной гвардии советской,

Полки наши удалые идут в бой с ордой кадетской…

Мы идем вперед проселком края нашего степного,

Нас ведет казак Подтелков, предревкома областного.

Постепенно, однако, отношение жителей стало меняться. В богатом хуторе никак не могли нанять лошадей с подводами, чтобы следовать дальше. Подтелков нервничал: каждый час задержки был опасен. Назначили самую высокую цену, но никто не согласился. Усатые дядьки-тавричане поясняли:

— Вы ведь до казаков пойдете, а они дуже лютые стали. Порешат и нас и скотину. Худобы жалко…

9 мая экспедиция вступила в Усть-Медведицкий округ. Рано утром Подтелков направил в хутор Рубашкин квартирьеров — трех братьев Мельниковых, Вершинина и Аксенова, чтобы там приготовили лошадей для отряда. По дороге навстречу ехали на телегах молодой казак-фронтовик с женой и старик. Федор обратил внимание на то, что фронтовик в погонах и с кокардой на фуражке. Стал расспрашивать, в чем дело. В ответ казак принялся жаловаться:

— Опять пошел старый режим, офицеры заставили нацепить погоны.

Казачка, смотревшая поначалу на встречных с опаской, узнав в них казаков, осмелела и сказала:

— Позавчера только закрыли Советы и пришло опять атаманье.

Старик стоял поодаль, не принимая участия в разговоре, взгляд его, направленный на Подтелкова, исполнен был жгучей ненависти.

Попрощавшись с фронтовиком, Подтелков печально промолвил:

— Все пропало, мы опоздали на два дня, теперь ничего не сделаешь.

Отряд все же двинулся дальше. Миновав хутор Алексеев, стали приближаться к Рубашкину. Пошел мелкий дождь. Сквозь его сетку Подтелков увидел с холма, как во все стороны разбегаются в панике люди: мужчины, женщины, дети, оставив все, бегут, скачут на лошадях, мчатся на телегах.

— А ведь это от нас удирают, посмотри, — обратился Федор к Кривошлыкову. — Вон, пять телег едут через гору. Нас увидели, вишь, бабы встали на телеги и погоняют лошадей вскачь.

— Странно. Ведь наш нарочный должен был объяснить, кто идет, да и хутор не казачий, — заметил Кривошлыков.

Подтелковцы въезжали в Рубашкин, не встречая почти никого. Послали за председателем. Собрались лишь старики.

— Где же молодежь? — спросил Подтелков. — Где наш нарочный, посланный еще утром?

— А мы его в Краснокутскую отправили, — ответил один из стариков.

— Для чего в Краснокутскую? — удивился Подтелков. — Разве он вам не сказал, что вы должны приготовить 46 подвод, чтобы нам ехать дальше? Разве он не объяснил вам, что это идет комиссия Донисполкома? Зачем же вы его отправили в Краснокутскую?

— А кто ж его знал, — отозвался другой старик. — Тут перед вами прискакал