* * *

Речную пристань лихорадило. Партия сухого груза опоздала, и теперь грузчики, обливаясь потом, спешили срочно переправить его на борт парохода. Уайти уже привел в действие паровые котлы. Из выпускных клапанов поднимались высокие белые плюмажи пара, над трубами клубился черный дым. Пароход, стоявший по левому борту от «Грез Февра», под громкие крики отчаливал, выпуская тучи дыма и подавая пронзительные гудки. По правому борту разгружалось крупное заднеколесное судно. Груз укладывали на плавучую пристань – старую, отслужившую свой век лоханку, пришвартованную к берегу.

Вся береговая линия, насколько хватало глаз, в обоих направлениях была забита пароходами. Выше по течению реки стоял, принимая на борт пассажиров, роскошный трехпалубный «Джон Симондс». Чуть ниже покачивался на водах «Северный Свет» с броским изображением Авроры на гребных кожухах – новенький, с иголочки, пароход, предназначенный для обслуживания верхней Миссисипи. На Северо-западном маршруте утверждали, что это самое быстроходное судно, когда-либо появлявшееся в тех водах. Ниже стоял «Серый орел», потягаться с которым намеревался «Северный свет». Там же отдыхали «Северянин», и неповоротливый могучий заднеколесный «Сен-Джо», и «Дай Верной II», и «Натчез».

Марш разглядывал всех их по очереди, всматриваясь в хитроумные приспособления, свешивающиеся с труб, ажурно выполненную резьбу, яркую краску, шипящие струи пара, мощь колесных лопастей. Потом он перевел взгляд на собственный корабль, «Грёзы Февра», белый с голубыми и серебряными полосками. Маршу казалось, что его пар поднимается выше, чем у других, гудок приятнее и чище по тону, краска ярче, а колеса – мощнее. И посадка у него выше, чем у остальных судов, за исключением трех-четырех других, и корпус длиннее.

– Мы обставим их всех, – сказал себе Марш и направился к своему детищу.

Эбнер Марш отрезал кусок от круга чеддера, аккуратно взгромоздил его на оставшуюся часть яблочного пирога и быстрым движением большой красной руки наколол все это на вилку. Рыгнув, вытер салфеткой рот, стряхнул с бороды несколько застрявших в ней крошек и с улыбкой откинулся на спинку стула.

– Пирог хорош? – спросил Марша Джошуа Йорк, сидевший рядом с бокалом бренди в руке.

– Другого Тоби не готовит, – ответил Марш. – Тебе следовало бы отведать кусочек. – С этими словами он встал из-за стола. – Ладно, допивай, Джошуа, нам пора.

– Пора?

– Ты же хотел изучать реку, забыл? Вряд ли ты сможешь этому научиться, рассиживаясь за столом.

Йорк допил бренди, и вдвоем они прошли на капитанский мостик. Вахтенным был Карл Фрамм. Сам он развалился на диване и, пуская клубы дыма, курил трубку, а за штурвалом стоял его воспитанник, высокий парень с прямыми светлыми волосами, свисающими до плеч.

– Капитан Марш, – произнес он, кивая. – А вы, должно быть, загадочный капитан Йорк. Рад встрече с вами. Раньше мне не доводилось ходить на пароходе с двумя капитанами сразу. – Он широко улыбнулся, блеснув золотым зубом. – На этом судне почти столько же капитанов, сколько у меня жен. Конечно, удивляться нечему, здесь больше паровых котлов, больше зеркал и серебра, чем на любом другом корабле, так что и капитанов здесь должно быть больше, как я полагаю. – Худощавый лоцман подался вперед и выбил пепел из трубки в топку большой железной печки. Она была холодной и темной, ночи стояли жаркие и удушливые. – Чем могу помочь, джентльмены?

– Мы хотим узнать эту реку, – сказал Марш.

У Фрамма брови поползли вверх.

– Узнать реку? У меня уже здесь есть один воспитанник, правильно я говорю, Джоди?

– Так точно, мистер Фрамм.

Фрамм улыбнулся и подернул плечами.

– Сейчас я обучаю Джоди, все уже устроено. Из своих первых заработков после получения лицензии и вступления в ассоциацию он отдаст мне шестьсот долларов. Я согласился помочь ему за такие ничтожные деньги только потому, что знаю его семью. Не могу сказать, что знаком с вашими семьями, но не могу и отказать вам.

Джошуа Йорк расстегнул пуговицы своего темно-серого жилета, под которым оказался пояс с деньгами. Он достал оттуда золотую монету достоинством в двадцать долларов и положил на плиту. На черном фоне железа золото мягко поблескивало.

– Двадцать, – произнес Йорк. Сверху он положил вторую монету. – Сорок, – сказал он. Потом третью. – Шестьдесят.

Когда цифра достигла трех сотен, Йорк застегнул жилет.

– Боюсь, что больше денег у меня с собой нет, мистер Фрамм, хотя уверяю вас, что средства к существованию у меня имеются. Давайте условимся: семь сотен вам и столько же мистеру Олбрайту, если вы оба согласитесь обучить меня основам управления судном, а также освежить знания капитана Марша, чтобы он сам мог стать к штурвалу собственного корабля. Плачу сейчас же, а не в далеком будущем. Идет?

На взгляд Марша, Фрамм очень уж спокойно отнесся к сказанному. Некоторое время он задумчиво продолжал посасывать трубку, словно раздумывал над предложением, наконец протянул руку и подгреб стопку золотых монет.

– Я не могу говорить за мистера Олбрайта, однако что касается меня самого, то я всегда любил цвет золота. Берусь обучить вас. Что скажете, если я попрошу вас прийти завтра днем, когда начнется моя вахта?

– Капитана Марша это вполне устроит, – ответил Йорк, – но я предпочитаю начать урок прямо сейчас.

Фрамм огляделся по сторонам.

– Черт, вы что, не видите? Сейчас же ночь. Джоди я учу уже почти год, но только месяц назад я разрешил ему вести судно ночью. Управлять судном в ночное время всегда трудно. Нет. – Голос его прозвучал твердо. – Сначала я буду учить вас днем, чтобы человек мог видеть, куда движется судно.

– Я буду учиться ночью. У меня иной, чем у других, распорядок дня, мистер Фрамм. Не беспокойтесь. У меня отличное ночное зрение, думаю, гораздо лучше, чем у вас.

Лоцман встал, подошел к штурвалу и взял управление на себя.

– Иди вниз, Джоди, – сказал он юнцу. Когда парень ушел, Фрамм заметил: – Нет такого человека, который бы настолько хорошо видел, чтобы мог в темноте рассмотреть тяжелый участок реки. – Он стоял к ним спиной, внимательно вглядываясь в черные, с бликами звезд воды. Далеко впереди виднелись далекие огни другого парохода. – Сегодня еще ясная выдалась ночь, нет облаков, и светит половина луны, видимость на реке хорошая.

Но, – продолжал Фрамм, – так бывает не всегда. Иногда нет луны, иногда все закрывают тучи, тогда так темно, что не видно ни зги. Берега окутывает непроглядный мрак, и ты не знаешь, где они. А если не видишь берега, то ничего не стоит в него врезаться. Порой на воде лежат тени, и ты думаешь, что это твердая земля, но нужно знать наверняка, что это не мель, иначе полночи потратишь на бегство от иллюзорных отмелей. Как вы думаете, откуда лоцману обо всем этом известно, капитан Йорк? – Фрамм не дал ему возможности ответить. Он постучал себя по виску. – Вот откуда. Лоцман все это держит в памяти. Видишь эту проклятую реку днем и все запоминаешь, каждый ее фут, каждый изгиб, каждый домишко на берегу, каждый лесной склад, глубокие и мелкие места, с которыми приходится сталкиваться. Управляешь пароходом на основании того, что знаешь, капитан Йорк, а не того, что видишь. Но прежде, чем ты что-то узнаешь, это нужно увидеть. Ночью же толком ничего не разглядишь.