Анжуйскому дому в XII в. большую службу сослужили и блестящий ряд государей, отличавшихся воинственностью и административными способностями, и удача в деле заключения выгодных браков. Жоффруа еще в ранней юности вступил в брак с empress — императрицей Матильдой, вдовой императора Генриха V и дочерью короля Англии Генриха I Боклерка. Генрих Боклерк, лишившийся своих сыновей благодаря крушению корабля Blanche Nef, добился не без труда от своих баронов клятвы признать Матильду наследницей престола. Но, когда он умер, Жоффруа и Матильда не смогли получить оставленного им наследства; претендент Стефан Блуаский, сын одной из дочерей Вильгельма Завоевателя и нормандский барон по принадлежавшему ему графству мортенскому, опередил их: он наложил руку на королевскую казну в Винчестере, надавал обещаний прелатам и баронам и чуть не обманом добился коронования 22 декабря 1135 г. в присутствии двух епископов, нескольких баронов и горожан Лондона. Так возник кризис, изучение которого не лишено интереса с точки зрения конституционной: в некоторых отношениях он напоминает события 1066 г., в других — ловкий ход Генриха I в 1100 г.

Матильда требовала престола себе, ссылаясь на то, что она дочь покойного короля и признана наследницей баронами; она отправила епископа Анжерского в Рим, чтобы он защищал ее права перед папой; однако папа отказался признать ее права. Стефан же ссылался только на право избрания, на условия, заключенные между ним и баронами и прелатами, на согласие церкви; можно было сказать, что он признан королем «на все то время, пока будет вести себя хорошо», т. е. пока он не будет оказывать какого-нибудь противодействия феодальной и церковной реакции. Через несколько месяцев после своего восшествия на престол он даровал хартию, которая утишила всю злобу, вызванную насилиями Вильгельма Рыжего и энергичной администрацией Генриха I. Он отказался от новых «лесов» (заповедников), дававших большую прибыль; он обещал уничтожить злоупотребления властью шерифов и «других» и обязался при решении судебных дел вернуться к старинным кутюмам; это значило отказаться поддерживать дело Генриха I, его чиновников и его разъездных судей. Но особенно щедрые обещания он давал церкви: он-де не только предоставит епископам право раздавать пребенды, распоряжаться доходами с церковных имуществ и вернет церкви все, что было несправедливо у нее отнято со времени смерти Вильгельма Завоевателя, но он не будет больше пользоваться правом регалии во время вакансий епископств и аббатств и предоставит церкви попечение о наказании клириков. Хартия его начиналась так: «Я, Стефан, по Божьей милости и с согласия духовенства и народа избранный королем Англии, помазанный на царство Вильгельмом, архиепископом Кентерберийским и легатом Святой римской церкви, и утвержденный Иннокентием, первосвященником Святого престола римского, даю из уважения и любви к богу свое соизволение на то, чтобы Святая церковь была свободна, и подтверждаю по отношению к ней должное ей почтение». Говорили, что этим Стефан только отказывался от чрезвычайных привилегий. Но в действительности это было отречение от всей политики англо-нормандских королей. На практике же было еще хуже. Частью потому, что он допустил навязать себе частные соглашения, частью оттого, что он закрывал на все глаза, при Стефане бароны захватили административную и военную власть, верховный суд, стали чеканить монету, собирать налоги, сооружать замки без особого на то разрешения: в несколько лет было воздвигнуто 1115 замков. Но напрасно он, для того чтобы создать себе приверженцев, на все соглашался, расточал доходы и домены, принадлежавшие короне, принимал к себе на службу фламандских наемников. Никто им не был доволен, и он не смог плыть против течения. В 1139 г. он думал совершить полезный энергичный поступок, а вышла непоправимая оплошность; могущественный солсберийский епископ Роджер, через членов своей семьи имевший силу в королевской канцелярии и в казначействе, построил несколько замков без разрешения. Стефан отправил его в тюрьму. Тогда произошло крушение. Все духовенство обратилось против него, а королевская бюрократия была почти совершенно дезорганизована. Сторонники «императрицы» Матильды одержали большую победу при Линкольне (2 февраля 1141 г.), и Матильда была в свою очередь принята в Винчестере епископом, бывшим тогда папским легатом. Этот епископ Винчестерский был родным братом Стефана. Матильда обещала поручить ему руководство церковными делами в королевстве. А он со своей стороны обязался быть верным ей «до тех пор, пока она не нарушит договора». Он устроил «императрице» торжественную встречу после тайного совещания с находившимися в то время в Винчестере епископами, аббатами и архидиаконами и преподнес ей право управления в следующих выражениях: «Бог вынес свой приговор над моим братом и допустил, чтобы он, без моего ведома, попал под власть могущественных людей. Для того чтобы королевство не разрушилось за неимением короля, я пригласил вас всех на основании своего права, как легата, явиться сюда. Вчера дело это обсуждалось втайне в присутствии большинства английского духовенства, которому по преимуществу принадлежит право избирать государя и в то же время посвящать его в сан. Призвав прежде всего, как это и подобает, на помощь Бога, мы избираем госпожой (domina) Англии и Нормандии дочь короля миролюбивого, короля славного, короля богатого, короля доброго и не имевшего себе равного в наше время и мы обещаем ей верность и поддержку»[39]. Итак, Матильда была провозглашена «госпожой Англии и Нормандии» в ожидании того, что ее венчают королевой. Но она была угрюмой, сварливой, неловкой, и ее мужу Жоффруа Плантагенету немалых трудов стоило покорить Нормандию. Часть Южной Англии, именно восточная, осталась верной Стефану; западная же признала Матильду; повсюду с севера до юга была анархия. Была написана очень любопытная история уступок, которые один барон, Жоффруа де Мандевиль, исторгал то у Стефана, то у Матильды: в конце концов он создал себе обширную независимую сеньорию. Упавшая духом Матильда переплыла море обратно в 1148 г., чтобы быть около своего мужа. Жоффруа Плантагенет довел до конца свое дело и, умирая (в 1151 г.), оставил своему сыну Генриху княжество, образовавшееся из Нормандии[40], Мэна, Анжу и Турени, относительно которого можно было думать, что ему суждено существовать отдельно от Англии. Но Генрих Плантагенет, энергичный воитель, решил отвоевать себе королевство своего деда, Генриха І. Он высадился в январе 1153 г. Стефан был стар и дряхл. В ноябре уже был заключен мир. Генрих, признанный наследником престола и назначенный соправителем, стал королем Англии после смерти Стефана (в декабре 1154 г). Он имел твердое намерение восстановить монархию Вильгельма Завоевателя и Генриха I. На шестьдесят лет было покончено с режимом «соглашений» и с законной организацией анархии. Но церковь и бароны не забыли времена короля Стефана, и наступит день, когда они захотят к ним вернуться.

А двумя годами раньше Генрих Плантагенет женился на Алиеноре, герцогине Аквитанской. У Алиеноры все время, а в особенности в XIII в., была плохая репутация. Сплетники и полемисты раздули ее плохое поведение до абсурда. Однако причиной ее развода с Людовиком VIII, по-видимому, была действительно в большей степени неверность, чем сомнения, которые могли явиться у короля относительно законности их брака ввиду бывшего между ними родства[41]. Сделанная Вильгельмом Тирским и автором Historia pontificalis оценка поведения Алиеноры на Востоке во время Крестового похода согласуется с письмом, которое Сугерий отправил королю, чтобы просить его не продолжать своего отсутствия; а что касается королевы, писал Сугерий, то пусть король сдержит свой гнев до возвращения; тогда уж он примет какое-нибудь решение. Осенью 1149 г. находившиеся в ссоре супруги возвращались через Рим. Папа Евгений III решил их помирить. «Папа, — рассказывает вполне осведомленный автор Historia pontificalis, — запретил впредь всякое упоминание о родстве между ними, утвердил их брак на словах и письменно и воспретил под страхом анафемы слушать того, кто будет на него нападать, а также расторгать его под каким бы то ни было предлогом. Это повеление, по-видимому, очень понравилось королю, ввиду того, что он сильно, почти как мальчишка, любил королеву. Папа заставил их спать на одной кровати, украшенной за его счет самыми драгоценными материями. В каждый из этих коротких дней прощения он старался дружескими беседами возобновить их нежность. Он почтил их подарками и, когда они прощались с ним, он, несмотря на то что был человек суровый, не мог удержать слез»[42]. Вот любопытное свидетельство о том, как католические попы всех времен вмешивались в супружескую жизнь; оно проливает также свет на психологию Людовика VII, который, будучи восстановлен против своей жены ревностью и религиозными сомнениями, быстро складывал оружие под влиянием наивной страсти и авторитета, к которому он относился с уважением.