Важно подчеркнуть, что в широких масштабах принцип «servitium debitum» начал действовать именно при герцоге Вильгельме. Существуют источники, подтверждающие, что долг служения исполнялся по всему герцогству, причем зачастую даже во владениях, на которые первоначально не распространялся. Так, в 1072 году аббатство Сент-Эврёль обязано было выставлять двух кнехтов. Но ведь известно, что изначально его земли не являлись герцогским пожалованием, а следовательно, долг служения на него не мог распространяться. Выставлять воинов для герцога здесь начали не ранее 1050 года, после формального восстановления прав аббатства герцогом Вильгельмом. Есть основания полагать, что в начале XI века обязанности по отношению к герцогу не выполнялись баронствами Бретей и Иври, когда они являлись собственностью графа Родульфа. А выделение пяти кнехтов графом Мёлана приобрело более или менее регулярный характер только после получения им земель Бомон-ле-Роже, то есть между 1026-м и 1035 годами, а возможно, и позже. Наконец, служба в войсках герцога пяти воинов, подготовка и вооружение которых было обязанностью Гуго Мортемерского, стала реальным фактом только в связи с перераспределением земель Мортемера после их конфискации. Документы, содержащие подобные сведения, довольно редки. Тем не менее, к перечисленному можно добавить, что небезызвестный Гримоальд до того, как принять участие в мятеже 1047 года, выполнял обязательства по подготовке воинов за счет доходов с владений в Плесси, а епископ Авранша в 1060–1066 годах вооружал пятерых кнехтов, исполняя долг служения владетеля земель у Сен-Филберт. Итогом этого процесса стало значительное увеличение военной мощи Нормандии.

Нам важно оценить личный вклад герцога в становление и развитие военно-ленной системы и те трудности, с которыми он сталкивался. Когда он стал герцогом, эта система либо вовсе отсутствовала, либо находилась в зачаточном состоянии. В противном случае массовый отъезд нормандских рыцарей в Италию, который наблюдался еще при отце Вильгельма Завоевателя, не был возможен. Вряд ли бы Роберт I допустил выезд из страны такого большого количества представителей знатных феодальных семейств и их вассалов, если бы принцип долга служения был общепринятой нормой. В обстановке анархии 1037–1047 годов и последовавших за этим войн, которые продолжались до 1054 года, Вильгельм Завоеватель попросту не имел возможности потребовать от феодалов исполнения обязанностей такого рода. Хотя здесь, видимо, требуется некоторое уточнение. Период между началом правления Роберта I в 1028 году и битвой при Мортемере в 1054 году был временем становления и развития новой нормандской аристократии. Однако попытки с помощью каких-то законодательных актов обязать ее представителей служить герцогу имели очень мало шансов на успех. Гораздо более действенными были личные договоренности между герцогом и конкретными феодалами. Позже понимание феодалами целесообразности подобных отношений, а также укрепление личной власти в последовавшие за Мортемером двенадцать лет создали условия для трансформации долга служения из добровольной в обязательную норму. Ее признание нормандской элитой, помимо всего прочего, свидетельствовало о том, что ситуация в герцогстве к моменту похода на Англию коренным образом отличалась от той, что была три десятилетия назад.

К 1066 года система военно-ленных отношений была практически полностью сформирована. Известно, что еще до начала завоевательного похода обязанности по предоставлению воинов для службы герцогу четко выполняли все старые нормандские монастыри, большинство епископов и многие, если не все, крупные светские феодалы. Это было огромным успехом герцога, свидетельствовавшим о признании его в качестве верховного сюзерена. Но даже в 1066 году представители светской аристократии воспринимали свои обязанности скорее как результат личных договоренностей – герцог обещал помочь им расширить и защитить их владения, в обмен на это они признавали его власть и обеспечивали его армию солдатами. Такая договоренность могла быть устной или письменной, но практически в каждом случае она была персональной. Только после того, как право Вильгельма регламентировать эти отношения было безоговорочно признано его соратниками по завоевательному походу и сам порядок начал успешно действовать в Англии, герцог получил возможность распространить его на Нормандию.

Очевидно, что оформление нормандской модели феодальной организации неразрывно связано с бурным ростом новой аристократии. Однако следует подчеркнуть, что в самой Нормандии процесс образования новой аристократической прослойки был более длительным и спонтанным, чем в Англии, где новая элита была создана практически в одночасье, причем сразу как инструмент административной политики верховного правителя. Тем более впечатляют успехи герцога Вильгельма, сумевшего взять этот процесс под свой контроль, несмотря на то что его собственное положение было очень шатким. Он не побоялся опереться на честолюбивых и энергичных представителей новой аристократии и не просчитался. Их выдающиеся личные качества позволили им совершить головокружительный взлет на вершины власти. Но можно согласиться с Вильгельмом Пуатьеским, который считал, что еще большую роль в их возвышении сыграло политическое чутье, которое они проявили в юности. Конечно, им были присущи многие пороки того жестокого времени. Они не привыкли к организации и не считали, что обязаны подчиняться кому бы то ни было. Герцог Вильгельм привлек их прежде всего своими личными качествами. Только поэтому они признали его своим лидером, а он сумел направить их бурную энергию в русло конструктивного государственного строительства. В результате эти люди связали свое будущее с будущим герцога, и поступки, совершенные ими, собственно, и составили историю Нормандии и Англии того времени. Самая главная заслуга Вильгельма Завоевателя в том и состоит, что он сумел интегрировать свои собственные интересы с интересами самой энергичной части нормандской аристократии XI века и благодаря этому реализовать грандиозное по своим масштабам завоевание.

В предыдущей главе мы пришли к выводу, что одной из причин возвышения Нормандии при Вильгельме Завоевателе было формирование новой аристократии, интересы которой совпадали с интересами герцога. Но могущество, которого достигла эта бывшая галльская провинция, нельзя объяснить исключительно светским фактором. Предпосылки политики герцога Вильгельма и ее успешное проведение в значительной степени связаны с оживлением религиозной жизни. Возрождение нормандской церкви началось еще до Вильгельма, но своего пика достигло именно при нем. Причем это произошло настолько быстро, что может показаться, будто ситуация, характерная для третьей четверти XI века, складывалась в Нормандии уже давно. Между тем церковная организация провинции Руан, разрушенная набегами викингов, начала воссоздаваться лишь незадолго до того. Первое упоминание о восстановлении в правах прежних епископских кафедр относится к 990 году. Лишь четыре из десяти монастырей были воссозданы до 1000 года, а еще четыре были основаны или восстановлены уже после рождения Вильгельма. На это стоит обратить самое пристальное внимание. Развитие церкви в первой половине XI века было явлением не менее значительным, чем рост военной мощи Нормандии, и, не проанализировав его, мы не сможем до конца понять деяния величайшего из нормандских герцогов.