– Не трогай!

А сама дрожу только от понимания, что он так близко, и от запаха его, и от жара, который исходит от его торса без рубашки, и у меня голова кружится. Такая голодная на него. Измученная. Понимая, что нельзя уступать, понимая, что гнать надо, вот сейчас, пока не упала в своих глазах еще ниже.

Разодрал платье до пояса, тяжело дыша и глядя на мою грудь, а я вцепилась пальцами в спинку кресла. Сжал обеими руками сильно, больно, дразня большими пальцами соски.

– И не думал трогать. Я тебя трахать буду. Ласкать. Сжимать до синяков и трахать.

От этих слов по коже ознобом сумасшествие и ненависть к себе яростная за то, что хочу его, за то, что может управлять, вести, дразнить. За то, что голод этот пробуждает адский, невыносимый с привкусом горечи и соли.

– Не хочу тебя! Убирайся! – упираясь руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.

Не слышит, смотрит на губы, а потом сильно на плечи надавил, заставляя опуститься на колени.

– А я хочу тебя! Твой рот, твое тело, твои крики! Давай, любимая, на прощание порадуй. Ты же свободы хочешь? Заслужи свою свободу.

Одной рукой за ширинку, дергая змейку вниз, а другой уже волосы мои на ладонь наматывает, привлекая к себе, и я задыхаюсь от понимания, что могу сопротивляться, могу кричать и царапаться, но я не хочу этого. Не могу отталкивать. Слабая и безвольная. Всегда с ним. Я его хочу… вот такого злого и ненавистного, чужого, провонявшегося своими шлюхами, сукой женой и ложью. Хочу до дикости, до унизительной дрожи в коленках, чтобы потом ненавидеть и презирать себя за это, кусая подушку, когда он уйдет, и я почему-то понимала, что уйдет. Этой ночью… а может, и навсегда.

А потом его член у меня во рту, и уносит безжалостно, в безоговорочной капитуляции от вкуса на языке, от запаха его терпкого, от толчков безжалостных, его хриплого стона, когда приняла глубже, уже цепляясь пальцами за бедра, впиваясь в ягодицы, лаская и ненавидя нас обоих за это. Я – животное, и он – животное. Потому что насилует мой рот грубо, до самого горла, а я слышу собственные стоны и чувствую, как становится влажно между ног. Потому что раньше никогда так не было, потому что был резким, но нежным, а сейчас бешеный от похоти и ярости, а я в унисон, как настроенная на него радиоволна. В любой тональности, с разным звучанием и никогда вразнобой. Даже вот так – до дикости жестко. Почувствовала капли смазки на языке, и дрожь предвкушения вдоль позвоночника от триумфа, от желания попробовать его агонию на вкус.

Но он оторвал от себя, толкнул на ковер, опрокидывая на спину, подтягивая к себе за лодыжки. Пытаюсь свести ноги вместе, но Руслан разводит их снова в стороны, придавил к полу за горло и скользит пальцами по внутренней стороне бедра.

– Не хочешь? Убираться? Сейчас?

И я быстро киваю, цепляясь за его запястье, а он резко – сразу двумя пальцами внутрь пульсирующего лона, а сам в глаза смотрит, а я не могу сдержать стон от проникновения, сильно сжимая ноги вместе.

– Вижу… не хочешь, чувствую. А ты? – толчок, и я снова в попытке спрятаться, свести бедра, но он пригвоздил к полу, не давая пошевелиться. – Чувствуешь, как ты меня не хочешь? – и все быстрее толчки, резче, безжалостней, продолжая смотреть в глаза.

Да, чувствую, черт бы тебя подрал, чувствую и пальцы твои в себе, и взгляд твой дикий, и как внутри зарождается безумие, тоже чувствую.

– И так чувствуешь? – выскальзывая из мокрого лона, заставляя сократиться в поиске ласки и уже изогнуться, когда сжимает клитор, растирает быстро, ритмично, лишая и силы воли, и возможности сопротивляться, заставляя двигать бедрами навстречу. – Чувствуешь, как я тебя трахаю пальцами, а ты течешь на них и стонешь? А потом будешь кричать, когда я начну двигать ими быстрее… вот так.

О Господи! И я уже не знаю, что сильнее сводит с ума – эта насильственная ласка или его слова, которыми он тоже меня трахает, или взгляд сосредоточенных, злых и голодных глаз, которым проникает в меня, удерживая мой собственный на поверхности урагана.

– Скажи, что не хочешь меня, – а у меня глаза закатываются, низ живота сводит судорогой и спазмами приближающегося оргазма, а он не останавливается, тараня мою плоть то грубыми толчками, то растягивая и лаская изнутри, безошибочно зная, как, пока не кричу, изгибаясь под ним, захлебываясь в наслаждении. Чувствую, как нависает надо мной и одним рывком заполняет полностью. Слышу низкий стон и закрываю глаза в удовольствии, его голос эхом под кожей, дразня каждый нерв на теле, а Руслан набрасывается на мой рот, кусая губы, подхватывая меня под ягодицы и проникая глубже членом, целуя, как одержимый, сплетая язык с моим языком, не давая вздохнуть.

– Скажи, что не хочешь, Оксана, давай, солги. Как всегда, обмани нас обоих, себя, меня. Ну же – лги! – продолжая целовать и врываться в мое тело в каком-то остервенении, в яростном желании унизить, доказать, что хочу его, доказать, что зависима от него, от секса нашего бешеного, от голоса его, от слов пошлых.

– Не хочу, – рыданием, выгибаясь навстречу, подставляя соски жадным поцелуям, впиваясь ногтями ему в плечи, – не хочууу так. Не хочуу!

– А как? – не переставая двигаться, сливаясь со мной каплями пота и биением тела о тело, грязными звуками дикого секса и укусами за шею и мочку уха, придавливая сильнее к полу, поднимая мои ноги выше, сжимая под коленями, то выходя полностью, то врываясь так глубоко, что меня подбрасывает от чувства наполненности, а глаза закатываются в безумном наслаждении.

– Не таааак, – и я снова сокращаюсь под ним, содрогаясь в ненавистном экстазе в раболепном подчинении ударам его тела, такая жалкая и покорная.

– Тааак, – подхлестывая мой оргазм, – именно тааак. Дааа! Громче! Кричи громче!

И я кричу, потому что это невыносимо остро, ярко до ослепительных вспышек перед глазами, до оголенных нервов и поджимающихся пальцев, до бьющейся о пол головы, когда запрокинула ее в диком крике удовольствия, до царапин на его груди и ощущения, как изливается в меня, как стонет в унисон, двигаясь резче и жестче, а я сжимаю его оргазм отголосками моего собственного сильно, до боли внизу живота. Пока не рухнул на меня обессиленный… тяжело дыша мне в шею, вздрагивая, когда я все еще слегка сжимаю его изнутри.

Отдышался, встал, застегивая ширинку, подхватывая рубашку с пола.

– А вот теперь ухожу. Как и обещал.

На ходу одевается, даже не оборачиваясь, только возле двери остановился и отчетливо сказал:

– Уйдешь к нему – убью обоих. Не угрожаю, просто ставлю перед фактом. Чтоб знала.

– Ты меня теперь под замком держать будешь?

– Нет. Зачем? Я тебе все сказал.

– А сам к ней, да? Объяснения давать?

– Объяснения я даю только тебе, но тебя они не устраивают. Значит, теперь без них. Просто прими как должное. Ты – моя, а свое я никогда и никому не отдавал.

– Она – твоя, я – твоя. Как нас много у тебя! Не приходи больше! Не прикасайся ко мне никогда!