Резервный ход он завалил за пару-тройку часов. Его «Командирские» разбились еще во время приснопамятной погони на снегоходе, и теперь время определять оставалось только по солнцу, благо, что его было видно. Неподалеку от входа в убежище нашлось скопление валунов, и он, кряхтя от натуги, довольно быстро навалил сверху приличный вес, по его прикидкам, тонны полторы там было точно. С главным ходом все было сложнее. Там пришлось повозиться гораздо дольше. Захар рубил молодые сосны, очищал их от ветвей, заострял и заколачивал в мерзлую землю, заклинивая гермоворота. Не удовлетворившись этим, он изготовил несколько длинных и толстых бревен, установил их враспор и расклинил все теми же кольями. И тут его накрыло. Голос Ани буквально ворвался ему в голову, оглушив его: «Уходи! Немедленно уходи отсюда!» Лесник, обхватив голову руками, упал на колени, а в голове продолжал надрываться голос жены: «Уходи! Здесь – смерть!». Следом пришла паническая атака. Дикий страх объял его, и, в конце концов, он не выдержал. Вскочив, побежал туда, где были спрятаны его пожитки. И с каждым шагом, уносящим его прочь от убежища, ему становилось легче. Оказавшись около захоронки, он выдернул санки из-под снега и замер, прислушиваясь к себе. Вроде бы все нормально. Но стоило ему сделать шаг в сторону бункера, как непонятная тревога снова навалилась на него. Еще некоторое время он стоял на месте и глядел на холм, в котором находился вход в убежище. Наконец он принял решение.

– Ну и хер с вами! Живите.

Сплюнул в снег и нагнулся, чтобы пристегнуть к ботинкам лыжи. Проверив крепления, он впрягся в постромки санок и, не оглядываясь, двинулся прочь.

* * *

Полковник даже не подозревал, как он ошибался в своей оценке ситуации. Удалив способный здраво мыслить костяк спецов, он избавился от угрозы, что нависла над безоблачным существованием элиты, но это послужило лишь небольшой отсрочкой. И кто знает, поступи он по-другому, может, все сложилось бы иначе.

Все началось с того, что на этаж охраны спустился начмед.

Свободная смена сидела вокруг стола в общей комнате. Большая бутыль в центре стола, нехитрая снедь, разложенная вокруг, и – непривычная тишина, бывавшая редкой гостьей на солдатских сабантуях. Стеклянные глаза бойцов говорили о том, что сидят давно. Начмед брезгливо поморщился.

Обведя взглядом бойцов и не найдя того, кого искал, он вышел на середину комнаты и сказал в пустоту:

– Мне нужен Степанов.

Бойцы завозились, переглядываясь, но молчали. Лишь один из них поднял голову и тихо произнес.

– Нету больше Степанова.

– Что? Как «нету»? – Опешивший доктор не сразу сообразил, что означают эти слова.

– Да вот так – нету, – боец потянулся к гитаре, прислоненной к стене, и, взяв несколько аккордов, пропел:

«Был пацан – и нет пацана,

Впереди у него – весна…»

– Стоп-стоп-стоп! – Док даже замахал руками, прерывая поющего. – Что случилось? И почему я не в курсе?

– А никто в курсе не был, пока полковничья «шестерка» к нам не заглянула сегодня. Наш верховный бог позавчера отправил его с тремя «вонючками» вентиляцию чинить. И – все. Не вернулся Степанов.

– Что значит «не вернулся»? Да что там произошло, вообще?

– Ну, до нас не доводили, но шмара полковничья сказала – облучились они.

– Облучились? И почему их в лазарет не доставили?

– А нечего доставлять было. Их убили.

– Как убили? Кто убил? Они же облучились, ты сам сказал! – Начмед аж за голову схватился.

– Ну, дык, все правильно. Облученных и убили.

– Да кто их убить мог?

– На поверхности кто-то. Не знаю. – Тон солдата говорил о том, что ему все по барабану. Убили. Облученных. На поверхности. Что еще можно сказать? И никто даже не увидел той огромнейшей логической дыры, что прямо-таки выпирала из рассказа.

– Так. Понятно. – Начмеду стало ясно, что здесь он ничего не добьется. – Где Воронов?

– Нету. – Все тот же голос без эмоций.

– Мля, да что значит «нету»?! – обычно спокойный, начмед начал выходить из себя.

– Со вчерашнего утра никто не видел. Ни его, ни сержантов. Наверное, в барских покоях. Тоже… поминают.

Мозг начмеда был готов взорваться. Он шагнул к столу и, схватив ближайший наполненный стакан, залпом опрокинул его в себя. Занюхал рукавом белого халата, накинутого поверх «камка», и только потом взял со стола кусок жареной свинины. Откусив кусок, без аппетита прожевал. Еще раз бросил взгляд на одурманенных алкоголем бойцов, резко развернулся и вышел из комнаты.

Полковник сидел за своим столом и что-то писал в толстой тетради, когда дверь без стука распахнулась и в кабинет ворвался раскрасневшийся начмед.

– Где Воронов? – с порога выпалил он.

– И тебе здравствуй, Александр Георгиевич. Стучать не учили?

– Где Воронов? – начмед сделал пару шагов и стоял теперь прямо перед столом.

Полковник дипломатично сделал вид, что не заметил тона начальника медицинской службы, и спокойно, подпустив печали в голос, начал говорить.

– Я как раз собирался объявить общий сбор перед обедом, чтобы до всех довести это печальное известие. Старший лейтенант Воронов не вернулся из исследовательского рейда на поверхность. – Полковник решил прибегнуть к уже опробованной лжи. – По моим выкладкам, в последние месяцы ситуация на поверхности стремительно улучшается. Я рассчитал, что радиационный фон наверху приблизился к нормальному, пепел и пыль осели, и возможно даже, на поверхности значительно потеплело. Когда я поделился этой информацией со старшим лейтенантом, у него аж глаза загорелись! Ты же знаешь, как одержим он был идеей вернуться домой! Он добровольно вызвался проверить мои выводы, с ним вызвались идти оба сержанта взвода охраны. К сожалению, по-видимому, я ошибался. Никто из них не вернулся. Воронов погиб, как герой, и мне вдвойне жаль, ведь он был не только отличным командиром, но и моим двоюродным племянником. Я считаю…

– Стоп! – Начмед сам удивился собственной наглости. – А что там за история со Степановым? Облучился, убили… Что там произошло, на самом деле?

– Лейтенант Степанов был придан в охранение трем бойцам срочной службы, перед которыми была поставлена задача по ремонту наружной части вентиляционного комплекса… – монотонно, словно робот, заговорил полковник. – Во время выполнения поставленного задания на группу было совершено нападение. Один из срочников сбежал, лейтенант Степанов и один из ремонтников были застрелены во время поисков, последний оставшийся в живых боец, получивший радиационные ожоги, не совместимые с жизнью, нашел в себе силы добраться до Убежища и доложить о случившемся, после чего скоропостижно скончался.

– Хватит! – разъяренный начмед в ярости хлопнул ладонью по столу. – Хватит мне вкручивать это говно, полковник! Кому доложил? Тебе? Лично? А почему же ты тогда не у меня в лазарете лежишь, глотая цистамин и молясь о том, чтоб не сдохнуть, а сидишь здесь и глушишь коньяк?