– В этом деле задействовано гораздо больше, чем просто спорт, молодой Дьюхерст, – жестко сказал Берк. – Мы не можем позволить себе ограничиться сованием носа в дела французов. Эта их революция – чума, и против нее должны быть приняты меры предосторожности в виде самого сурового карантина!

– Клянусь богом, это было хорошо сказано, – сказал Финн. – Знаете, Берк, кто-то сказал мне сегодня вечером, что когда ты поднимаешься, чтобы выступить в парламенте, твоих коллег так и тянет пойти пообедать. Я прекрасно вижу, почему, поскольку такой страстный выпад должен многое сделать для выделения желудочного сока! Как же нам повезло, джентльмены, что мы уже поели. В этой ситуации столь прекрасная речь должна сотворить чудо с нашим пищеварением.

В ответ на высказывания Финна послышались смешки, но они быстро затихли. Лицо Берка налилось краской, но на лице Финна блуждала такая безрассудная глупость, что политик не смог придумать, как ему ответить. Краем глаза Финн видел, как Шеридан прикусил свой палец, чтобы не рассмеяться. Позже драматург отвел его в сторону, в угол, несколько удаленный от всеобщей дискуссии.

– Послушай, Блейкни, – сказал Шеридан неразборчиво и покачиваясь из стороны в сторону, – я еще не вполне понял, что ты собой представляешь. Ты иногда ведешь себя как мужское перевоплощение миссис Малапроп, и все же мне кажется, что в тебе есть немного Свифта. Похоже, ты смеешься в кулак.

Финн напустил на себя загадочный вид.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, старина. Честно говоря, я бы никогда не стал смеяться над своими гостями, хотя должен признать, что твоя интерпретация умирающего лебедя за ужином была немного забавной. Боюсь, я не понимаю, о чем ты…

Шеридан уставился на него на мгновение.

– Думаю, ты понимаешь, Блейкни. Да, думаю, понимаешь. Не знаю, специально ли ты подколол Берка, или это было просто счастливое стечение обстоятельств на фоне всей твоей бредовой болтовни, но ты возбудил мое любопытство. Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле по поводу мятежа во Франции и этого Алого Прыща или как его там?

– Мои настоящие чувства? – сказал Финн, поднимая брови. – Умоляю, мои настоящие чувства сходятся в том, что я рад быть вне этого! Климат в Париже в это время года явно нездоровый. Я рад, что де Шали посчитал нужным сменить погоду. Несомненно, так он проживет дольше. Что касается всех остальных, кто решит последовать его примеру, я могу только пожелать им счастливого путешествия и надеяться, что они не столкнутся с какими-либо трудностями при реализации своих планов.

– Действительно, – сказал Шеридан. – А что насчет этого Первоцвета?

– Ну, я уверен, что не знаю, что о нем и думать, – сказал Финн. – Он кажется довольно смелым и лихим парнем, которому суждено обрести невероятную популярность в Лондоне. Он уже завоевал сердца Ффаулкса и Дьюхерста и, готов поспорить, большинства женщин, присутствующих на этой вечеринке. А что ты о нем думаешь, Шеридан?

– Я думаю, что он грандиозный идиот, которому отрубят голову, – сказал Шеридан, вставив отрыжку для пунктуации. – Но я должен признать, что восхищаюсь его мужеством.

– Возможно, ты напишешь о нем пьесу, – сказал Финн.

– Не я, – сказал Шеридан. – Его сказка – это материал романтической фантастики для женщин, вздыхающих в своих гостиных. Кроме того, он только начал свою безумную карьеру, и есть шансы, что она будет оборвана лезвием общественного прокурора.

– Было бы жаль, – заметил Финн.

– Увы, так и будет. Мне даже не хватило бы материала для первого акта.

К полуночи все гости разъехались. Измученная Маргерит легла спать. Ффаулкс и Дьюхерст были последними, кто уехал вместе со стариком де Шали, который спокойно сказал Финну, что если от него когда-нибудь что-нибудь понадобится, то ему нужно будет только попросить. Когда они ушли, один из слуг подошел к Финну и вручил ему конверт.

– Что это? – сказал Финн.

– Один из гостей велел мне отдать вам это после того, как все уйдут, милорд, – сказал слуга.

Финн напрягся.

– Кто это был?

– Я не знаю, милорд. Джентльмен.

– Как он выглядел?

Молодой человек пожал плечами.

– Он выглядел как джентльмен, милорд.

Финн нахмурился.

– Неважно. Все в порядке. Вернись к своим обязанностям.

Он вскрыл записку. Она была лаконичной и конкретной. Там было написано: «В лабиринте в час ночи». Она было без подписи, но Финн знал, от кого она.

Дом казался странно пустым теперь, когда все гости уехали. Финн вернулся в вестибюль, и стук каблуков его туфель отозвался эхом и наполнил просторную комнату, в которой совсем недавно звучали смех, оживленные беседы и скрипичная музыка. А неплохо им жилось, подумал Финн. Было бы очень приятно провести следующие несколько лет в качестве сэра Перси Блейкни, если бы не тот факт, что его жизнь может быть резко сокращена из-за какой-то ошибки, которую он еще не совершил.

До часа ночи все еще оставалось немного времени. Финн быстро поднялся в свои комнаты и сменил элегантный костюм кремового цвета на черную одежду для верховой езды и сапоги, чтобы лучше сливаться с темнотой. Просто на всякий случай он сунул за пояс короткий кинжал и прихватил отполированную эбеновую трость-шпагу с тяжелым серебряным набалдашником.

Было прохладно, и на землю опустился туман. Его сапоги издавали негромкие хрустящие звуки на гравийной дорожке, когда он шел к боковой стороне дома, контрастирующие со стрекотанием сверчков. Он сошел с тропинки на траву, направляясь к тщательно распланированным рядам идеально подстриженной изгороди, высотою в восемь футов и толщиной в четыре. Не было никаких признаков присутствия других людей, кроме его самого.

Ему пришло в голову, что обстановка идеально подходит для западни. Во мраке, в окружении высокой изгороди, было практически невозможно что-нибудь увидеть. Финн обладал хорошим ночным зрением, но видимость была ограничена из-за темноты и тумана. Мысль о том, что где-то поблизости будет человек, обученный по крайней мере так же хорошо, как он, заставила его двигаться медленно и осторожно, когда он вошел в лабиринт. Лукас показал ему, каким образом расположение урн указывало, какой поворот сделать. Скамьи располагались таким образом, чтобы урны можно было видеть только с правильного направления, так как иначе они были бы скрыты скамьями. Очевидно, Мангуст тоже знал этот трюк, иначе зачем было выбирать для встречи лабиринт?

Двигаясь незаметно, Финн добрался до травяной площадки в центре лабиринта. Он мог различить призрачные белые скамейки, расположенные по периметру площадки, и ничего больше. Хотел бы он, чтобы ему выдали очки ночного видения, но тот факт, что у него не было такого снаряжения, не означал, что Мангуст будет в равной степени в невыгодном положении. Тем не менее, ничего не оставалось, как сесть на скамейку и ждать, пока Мангуст сделает свой ход. Финн нервно сидел в темноте, слушая стрекотание сверчков. Чуть позже часа ночи он уловил едва слышимый звук движения, и затем знакомый голос позвал: «Дилейни?»