Ливанец постучал в стекло со стороны водителя.

— Мои люди преподают урок старому доброму Омару! А ведь я просил их подождать! Ах! До чего же молодежь нетерпелива! Впрочем, как говорят друзы, ожидание удесятеряет удовольствие. Прощайте, друзья мои! Счастливого пути!

Париж, остров Сите, 15 марта 1355 года

Никола отложил перо. У него дрожали руки. Флора замолчала.

— Он тайно посещал алхимиков? — Из-за опущенного капюшона голос палача звучал глухо.

— Да, в течение десяти лет.

Согнувшись над столом, Никола никак не решался записать эту цифру. Артус встрепенулся.

— Почему так долго?

— Они работают в зависимости от времени года. Однажды он объяснил мне, что Великое Дело можно совершить лишь в определенные месяцы. Именно поэтому он так спешил в Париж.

— Ты лжешь! В Париж его пригласил наш король! И твоя собака прибежала, поскольку в Испании наконец-то решили заняться этими неверными. Знаешь ли ты, как поступают с теми, кто не выполняет заветов Церкви, если они не говорят истинную правду, Божью правду?

— Нет, я говорю правду. Времена года…

Лезвия секатора лязгнули дважды.

— Слышишь? Он жаждет твоего тела, твоей плоти. И я не могу его больше удерживать, ибо ты врешь.

— Нет!

Перо выпало из рук Фламеля. Лоб его покрылся потом. Он смотрел на масляную лампу, коптившую у него над головой. Любопытство оказалось сильнее страха.

— Я должен оставить тебя в живых, но мне не уточнили, в каком виде. Например, мне не сказали, должны ли твои прекрасные глаза видеть белый свет.

Лязг секатора прозвучал ближе. Пронзительный голос Флоры взвился ввысь.

— Исаак потерпел неудачу и поэтому приехал в Париж. Когда король Франции позвал его, Исаак увидел в этом добрый знак. Что он наконец на правильном пути.

— Но почему Париж?

Голос инквизитора стал почти нейтральным.

— В Хероне ему сказали, что именно здесь можно узнать тайну.

— Тайну?

Молодая женщина замолчала.

— Так значит, он не нашел книгу? — вместо нее ответил Артус.

— Откуда вам это известно? — Голос Флоры задрожал.

— Пусть тебя не заботит то, о чем я знаю. Что касается тебя, переписчик, если ты дорожишь своей жизнью, навсегда забудь то, что я сказал. Где эта книга? — продолжал палач. — Где она?

Фламель встал. У него кружилась голова. Палач бросил секатор на пол и снял капюшон. Его лицо озарилось дьявольской улыбкой.

— Так ты ничего не знаешь? Тогда для тебя припасено кое-что похуже пытки!

— Одну фразу, он сказал одну фразу.

— Какую?

Никола прислонился к стене. Перед глазами все плыло. Он начал медленно оседать вниз, не выдержав боли от спазмов в животе.

— Клинок следует за светочем совершенства.

Палач снял сутану.

— Теперь я могу очистить тебя.

Париж, улица в предместье Сент-Оноре, наши дни

— Вы действительно хотите знать, что я думаю о Христе? — ответил Марка, пытаясь разрезать пирожное, не повредив при этом ванильную глазурь.

— Да, прошу вас. Говорят, что вы, франкмасоны, владеете многими секретами. Если католики не любят вас вот уже несколько столетий, то это потому, что вы знаете о Христе то, что скрываете от нас, — сказала хозяйка дома, пятидесятилетняя дама, улыбаясь всеми своими вставными зубами.

Войдя два часа назад в роскошную квартиру, Антуан Марка пожалел, что принял приглашение на донельзя скучный ужин в этот своего рода роскошный курятник, парижский салон, где нувориши и воскресные интеллектуалы упражнялись в тонкостях светской беседы. Он проклинал свою бывшую жену, которая заставила его прийти, в то время как он должен был взломать пароль USB-ключа Поля де Ламбра.

Учитывая характер отношений с бывшей женой, Марка не мог отказаться. Он дал согласие месяц назад, не понимая, почему без него не могут обойтись. Если бы он отказался, ему не только пришлось бы выслушать малоприятные замечания своей экс-мадам. В отместку она стала бы мешать ему чаще видеться с сыном.

Три месяца назад она познакомилась и подружилась с хозяйкой дома, эксцентричной аристократкой, а та в благодарность за дружбу ввела ее в общество людей, в той или иной степени пользовавшихся популярностью.

А теперь он не имел ни малейшей возможности отделаться от навязчивых сотрапезников. Он понял смысл приглашения, когда подали основное блюдо. Именно в этот момент у него спросили, почему он стал франкмасоном. Кусок жареной утки застрял у него в горле, и он расстрелял взглядом бывшую супругу, изображавшую саму невинность.

Разумеется, все приглашенные на ужин были прекрасно осведомлены о его принадлежности к франкмасонству. Его бывшая пригласила Марка как своеобразную диковинку, чтобы он сыграл роль дежурного франкмасона. Хозяйка дома без устали расспрашивала его об эзотерических вещах, а он вволю насмехался над ней.

Он с силой надавил на пирожное, и ваниль полетела в тарелку его бывшей.

«Это знак судьбы», — подумал он и повернулся к графине.

— Хочу сделать вам одно признание. Понтий Пилат был франкмасоном.

— Нет! — слабым голосом вскрикнула хозяйка дома.

— Да. При помощи евреев прокуратор Иудеи и его братья франкмасоны распяли Христа. Отсюда и идет знаменитое выражение о жидо-масонском заговоре… Выбор креста как орудия смерти Иисуса был, впрочем, не случайным.

Все гости сразу же замолчали, благоговейно слушая полицейского, который продолжал свой рассказ. Его бывшая жена пила кофе со сливками.

— Крест — это старинный масонский символ, видоизмененный древнеегипетский иероглиф «тау».

— Но зачем его надо было убивать? — подал реплику молодой писатель, более известными своими пассажами на страницах иллюстрированных журналов, чем глубиной произведений.

Марка с усталым видом покрутил вилкой.

— Иисус был братом и предал нас. В Кане Галилейской он раскрыл тайну размножения хлебов. Как сказали бы мы сегодня, тайну клонирования хлебов. Но главное — превращения воды в вино! И из-за этого булочники и виноделы, столпы франкмасонства, были обречены! С этим невозможно было смириться! Мы заключили союз с евреями и в результате создали Бога! По правде говоря, вот уже на протяжении двух тысяч лет мы в этом раскаиваемся.

Присутствующие засмеялись. Хозяйка дома вежливо улыбнулась, приподняв правую бровь.

— Юмор позволил вам избежать ответа на мой вопрос, дорогой мсье. Был ли Иисус посвященным? Избежал ли он смерти на кресте? — Ее дыхание участилось. — А Ватикан? Новый папа Бенедикт Шестнадцатый говорил, что…