Он превратил ее из неопытной девственницы в свою женщину, свою жену, и теперь хотел исключительной страсти. Его пылкий огонь невероятно волновал Опал.

Доменик задрал ей юбку и что-то одобрительно прошептал, когда его пальцы коснулись верней части чулок и подвязок, которые он подарил ей на Рождество. Потом его рука скользнула между ног Опал. Она пошевелилась, чтобы ему было удобнее.

Она хотела, чтобы он полностью овладел ею. Доменик быстро расстегнул молнию на своих брюках и, прижав руку к спине Опал, заставил ее лечь, другой широко раздвинул ей бедра. Ее жар все возрастал, и наконец одним рывком он вошел в нее. С криком, принесшим такое удовлетворение!

Он распалял ее, увлекал за собой — все ближе и ближе к всепоглощающему пику блаженства.

Доменик последний раз вскрикнул и упал на нее, прямо на стол. Они оба задыхались, стремясь вернуть в легкие кислород, поглощенный огнем страсти; их усталые тела лоснились от пота.

Ей захотелось ему сказать, как много он для нее значит и что она чувствует к нему. Теперь этот мужчина был ее частью. Он силой ворвался в жизнь Опал, а потом показал ей, насколько жизнь может быть богатой, научил ее любовным ласкам, подарил ей ребенка.

Он был ей нужен как воздух.

Она любила его.

Доменик поднял Опал, набросил на нее одежду и заключил в объятия. Она посмотрела на него снизу вверх, желая увидеть его глаза, когда она скажет: Я люблю тебя. Ее губы уже собирались произнести эти слова, но внезапно она начала колебаться, почувствовав страх.

Что, если ему не нужна ее любовь? Что, если ему все равно? Он уже полностью обладал телом Опал. Следует ли Доменику знать, что ему принадлежит и ее сердце?

Он поцеловал Опал в губы, нежно и мягко, и она, закрыв глаза, ответила на его поцелуй.

— Так что ты думаешь о романтике в кабинете? — спросил Доменик.

Она приподняла бровь.

— Думаю, ее должно быть больше.

У него вырвался мягкий смешок. Он чмокнул Опал в кончик носа.

— Думаю, я могу это устроить. Но придется подождать до моего возвращения. Сегодня вечером я уезжаю.

— Уезжаешь? Так скоро? — Она отшатнулась. Доменик не предупреждал ее об отъезде, а ведь послезавтра канун Нового года. Опал собиралась устроить особенный обед, а затем полюбоваться вместе с высоты птичьего полета на фейерверк в Сиднейской гавани из окна квартиры-«пентхаус». Хорошее начало Нового года. Для них обоих. — Но почему?

— У меня дела в Лондоне. Я должен ехать.

— О! — Она отошла к маленькому зеркалу за дверью, чтобы привести себя в порядок. Конечно, он возглавлял огромную гостиничную империю. Путешествия были частью его работы. Что-нибудь не так?

— Ничего, что могло бы тебя волновать. Я с этим разберусь, а потом вернусь обратно.

— Но… это обязательно сейчас?

— Да, именно сейчас. — Он подошел к ней, взял за плечи, развернул к себе и поцеловал в лоб. — Я уезжаю через два часа. Забежал попрощаться.

— Можно было обойтись без этих сложностей, — сказала Опал, пытаясь скрыть свои чувства. — Ты мог просто прислать письмо по электронной почте.

Он приподнял брови.

— Вот как ты поступаешь, да?

— Как я поступаю? — весело спросила она.

— Делаешь вид, будто что-то не имеет никакого значения, а в действительности — наоборот.

— Что ты хочешь сказать?

— Тебя не радует мой отъезд. Почему ты притворяешься безразличной?

— Кто сказал, что меня не радует твой отъезд? О, конечно! — со смехом воскликнула Опал. — Мне будет не хватать секса. Но ведь на самом деле между нами больше ничего нет. Секс и… она провела рукой по животу, — и ребенок.

— Ты говоришь «ребенок» так, словно это какое-то проклятье. Какая-то обязанность.

Она недоверчиво посмотрела на него снизу вверх.

— А разве это не так? У меня явно не было выбора. Ты не дал мне выбора. Брак, которого я не хотела. Ребенок, которого хотел ты. Я выполнила оба условия, а теперь, покончив со статьями твоего контракта, я больше ничего тебе не должна. И уж конечно, не объяснения своих чувств.

— При чем здесь контракт? Как бы то ни было, мы женаты и ты носишь моего ребенка.

— Без этого контракта мы бы никогда не поженились. Без контракта, который подготовил ты. А этот ребенок, — ее рука задержалась внизу живота, — означает, что выполнено еще одно условие сделки. Больше нас ничего не связывает.

— Понятно, — сказал Доменик, взяв себя в руки. — Ты права. Больше нас ничего не связывает. — Он прошел мимо Опал, отпер дверь и распахнул ее. — Я дам тебе знать, когда вернусь. Может быть, на этот раз просто пришлю письмо по электронной почте.

Доменик вышел. Глупо! Глупо! Глупо!

Опал упала в кресло. Что, черт возьми, с ней не так? То она собирается признаться ему в любви, то нападает на него и бросает ему в лицо жестокие слова.

И все же он согласился. Их связывает только контракт. Именно сейчас у него была возможность сказать, испытывает ли он к ней хоть какое-то чувство, но Доменик не воспользовался этой возможностью.

Для него она всего лишь партнерша по сексу, всегда находящаяся под рукой.

И она только что доказала, насколько готова отдаваться ему, даже на столе. Подумать только, она почти призналась ему в любви! Дура! Идиотка!

Опал вздохнула. Зачем себя мучить? Она с самого начала знала, как будут обстоять дела. И не стоит надеяться на то, что никогда не произойдет.

Доменик уехал, а у нее есть работа. Опал вернулась к столу, взяла доклад Дейрдре Хэнкок и заставила себя читать.

Доменик налил из графина шотландского виски и взглянул на часы. Девять вечера. Она скоро придет.

Он подошел к дверям балкона отеля «Силверз» в Лондоне и посмотрел вниз на украшенную гирляндами и цветными огнями улицу. В Сиднее уже наступило утро. Подозревает ли что-нибудь Опал? Доменик сомневался в этом. За последние несколько недель он не сказал и не сделал ничего такого, чтобы она могла о чем-то догадаться. Он считал себя идеальным мужем. А вот Опал, как выяснилось, придерживалась иного мнения.

В дверь позвонили. Ему нравилось, когда женщины пунктуальны. Доменик подошел к двери и распахнул ее.

— Дорогой Домми! — пропела Эмма. В одной руке она сжимала бутылку «Моэт», другой обвила его шею и поцеловала в щеку накрашенными губами.

— Эмма… — сказал Доменик, чувствуя, что она уже выпила немало шампанского, судя по горящим щекам и невнятной речи. Он взял носовой платок и стер помаду со щеки. — Как ты нашла меня на этот раз?

Ее хриплый смех заставил его скрипнуть зубами.

— У меня повсюду шпионы. Кое-кто увидел тебя в Хитроу. Я знала, что найду тебя здесь. Разве не замечательно, что мы оба вместе в Лондоне и накануне Нового года? Разве ты не рад меня видеть? — Она уронила фольгу и, умело действуя, театрально хлопнула пробкой и засмеялась, когда из бутылки хлынула пена. — О, быстро. Бокалы!