Компанией Arnakata заправляли два брата с разными фамилиями – Майкл Долан и Джим Доусон. Мне это казалось немного странным, и я сомневался, что Arnakata врубаются в металл или хотя бы понимают, что мы делаем.

Все же у них были контакты, связи и профессионализм, которого нам все это время недоставало. Они знали агента по подбору артистов, Робби Бленчфлауэра, в CBS Records, которому нравилась наша музыка, и он рекомендовал нас своему председателю, Морису «Оби» Оберштейну.

Морис был американским парнем, который позже стал легендой музыкальной индустрии. Он пришел посмотреть на выступление Priest в Саутгемптоне, и этого хватило, чтобы он предложил нам сделку. Однако он, видимо, считал нас панк-рокерами, как сказал Дэвиду Хеммингсу: «Я удивился, что в меня не харкали!»

К сожалению, Gull, как и Корки, были крайне недовольны нашим уходом и не дали выкупить права на два первых альбома. Arnakata и CBS пытались вести с ними переговоры от нашего имени и ни к чему в итоге не пришли.

В последующие годы мы много раз возвращались к Дэвиду Хоуэллсу, предлагая все больше и больше денег за Rocka Rolla и Sad Wings of Destiny, но они наотрез отказывались. Жаль: первые два альбома являются важной частью истории Priest, но нам не принадлежат.

Подписав контракт с CBS, мы знали, что имеем дело с серьезными ребятами. Если Gull давал нам аванс в размере 2000 фунтов за каждую из тех двух пластинок, CBS вручили нам на запись альбома 60 000 фунтов. Вот они, денежки!

На самом деле сумма 60 000 фунтов была вполне обычной для группы из пяти человек, записывающей альбом в дорогой первоклассной студии, но для нас это было целое состояние. Мы и чувствовать себя стали уверенно, потому что крупный лейбл готов тратить на нас такие деньги.

Однако мы чувствовали, что заслуживаем этого. Группы набирают обороты на третьем альбоме, и теперь мы знали себе цену, к тому же демонстрировали неплохое владение инструментами. Мы были сплоченным коллективом, и Гленн регулярно подкидывал классные новые музыкальные идеи.

И когда в начале 1977-го мы вошли в студию Ramport Studios на юге Лондона, группа была в ударе. Там мы записали альбом, получивший название Sin After Sin… И не в последнюю очередь из-за репутации нашего продюсера.

CBS свели нас с Роджером Гловером, бывшим басистом одной из наших любимых групп, Deep Purple, и человеком, придумавшим название для песни «Smoke on the Water». Первой его задачей было помочь нам решить вопрос с составом.

Алан Мур проделал неплохую работу над Sad Wings of Destiny, но по-прежнему чего-то не хватало. Это означало, что третий альбом мы собирались записывать без барабанщика. Роджер Гловер спас ситуацию, сведя нас с юным вундеркиндом по имени Саймон Филлипс. Саймон был фактически сессионным музыкантом, но по-настоящему замечательным барабанщиком, понимал, чего мы хотим, в начале каждой песни и справлялся с первого дубля. Еще он был милым, уравновешенным, и работать с ним было одно удовольствие, несмотря на то что ему было всего пятнадцать лет.

«Хотите, чтобы я попробовал снова?» – спрашивал Саймон после очередного безупречного первого дубля. «Нет, все отлично, приятель, было хорошо!» – отвечали мы ему. Саймон был, несомненно, самым опытным музыкантом – и человеком – в студии.

Мы приступили к сессиям Sin After Sin, благоговея перед Роджером Гловером, и понимали, что выпал невероятный шанс с ним поработать. В течение недели мы его уволили.

И Роджер не виноват. Дело было не в нем, но, выступив сопродюсерами альбома Sad Wings of Destiny с ребятами из Typically Tropical, мы решили, что никто не знает лучше нас, как добиться желаемого звучания на пластинке. Гленн в этом вопросе был особенно подкован.

Ну, может быть, мы думали, что знали, потому что, пропинав балду в студии в течение трех, а то и четырех недель, пришлось спросить Роджера, не хочет ли он вернуться и снова принять бразды правления. Нам повезло, потому что он оказался не из обидчивых.

Как только Роджер вернулся и стал сопродюсером, процесс пошел. Я был решительно настроен написать свои лучшие тексты… Из-за чего Роджер изначально сложил обо мне неверное представление.

Когда я не записывал вокал, в студии меня было не заметить, и обычно я сидел сам по себе в углу и усердно штудировал книгу. Роджеру, безусловно, было любопытно, и спустя несколько дней он подошел ко мне поговорить.

– Я смотрю, ты очень поглощен этой книгой, Роб, – заметил он – Это… Библия?

– Едва ли! – рассмеялся я, показав ему книгу – Это «Тезаурус Роже»[52].

Роджер облегченно выдохнул.

Мы с мистером Роже не прогадали. Мне всегда хотелось расширять свой авторский словарь, и у меня до сих пор есть этот том. На альбоме Sin After Sin я был доволен текстами, поскольку выработал свой стиль, описывая психологические и философские травмы с помощью драматичных апокалиптических историй о богах, дьяволах и воинах, сражавшихся в эпичных битвах, где Добро – и хеви-метал – всегда побеждает Зло.

«Sinner» («Грешник») был хорошим тому примером. Мне нравилось использовать образное описание, и пусть звучит немного жеманно, но мне бы хотелось верить, что первые мои строчки в песне отдают чуть ли ни Блейкенской[53] эпатажной смертью:

Однако, несомненно, самой важной песней лично для меня на альбоме Sin After Sin была «Raw Deal» («Притеснение»).

«Raw Deal» – песня о посещении гей-баров на Огненном Острове[54], модном месте для тусовок при въезде в Нью-Йорк. Не то чтобы я всю жизнь провел на этом острове или устраивал охоту в гей-барах, за исключением странного танца в клубе Бирмингема «Соловей-разбойник». Текст родился (не)чисто в моем блудном воображении:

Я считал, что все более чем очевидно, смелое заявление о моем сексуальном желании «тяжелых изгибающихся тел, дерзко желающих перейти к делу». Однако в песне присутствует тяжелый мрачный оттенок. Неприятная последняя строчка подытоживает, что жизнь – всего лишь «чертово гневное притеснение».